Талискер
Шрифт:
— Вали отсюда, красотка. — Малки появился рядом с Фирр и отбил удар, нацеленный в руку Талискера.
Она яростно обернулась к горцу и заставила его отступить.
— Ты сдохнешь из-за своей дерзости!
— Меня так легко не убьешь, подружка, я уж давно помер, — ухмыльнулся Малки, показывая белые десны. — Ой!
— Но кровь из тебя течет.
Талискер выронил меч и кинжал и побрел в конюшню, держась за плечо. Ему казалось, что он умирает. Из множества ран, дотоле незамеченных, струилась кровь, из большого пореза на бедре она лила потоком. Правый глаз заплыл, правую руку
Улла пролежала без сознания несколько минут, а придя в себя, первым делом почувствовала невероятную ярость. Она сразу вспомнила, что произошло. Перед глазами стояла ужасная картина — голова ее дочери на острие копья.
— Кира, это твоих рук дело, — проговорила девушка и с трудом встала с пола, держась за балку. — Сестра! — заорала она. — Кира!
Улла побежала, как смогла, ко входу в подземный туннель. Кинжал, зажатый в руке, сверкал в свете факелов. Вскоре она увидела свою сестру, прижатую к стене тяжелой дубовой дверью, что накануне была закрыта за беглецами на засов. Створки толкнули с такой силой, что в теле Киры, кажется, не осталось целых костей. Позвоночник был сломан, тело изогнулось под невероятным углом. И все же она была жива. Услышав шаги младшей сестры, старшая слегка повернула голову и забормотала:
— Корвус? Когда ты заберешь меня, любовь моя? — Тоненький, слабый голосок… Из уголка рта сбегала алая струйка.
— Кира, — прошипела Улла.
Она закрыла дверь, и старшая сестра упала на пол, будто тряпичная кукла. Младшая не испытывала жалости. Она давно перестала верить в это чувство — в людях оно зачастую мешалось с презрением. Улла ногой перевернула Киру на спину, не обращая внимания на боль во всем теле, подняла кинжал и вонзила его в грудь сестры, мгновенно убив ее. Она все колола и колола, обезумев от ярости и горя.
Она замирает, потом встает на колени. Рядом с ней на полу лежит сестра, Кира. Золотая Кира. Теперь она вовсе не золотая, а алая.
— Алая, — равнодушно говорит Улла.
Чудесные волосы Киры обретают цвет кровавого заката. В смерти — настоящей смерти — ее лицо вновь стало прекрасным. Улла начинает петь.
— Принеси мне радость, милая птичка, и я отпущу тебя… Ну же, сестра, отчего ты не поешь со мной?
Услышав шум за спиной, она оборачивается. Перед ней стоит тан.
— Отец. — Слезы наполняют ее глаза. — Столько крови, отец. И она не хочет петь.
— Улла? О боги, лишите меня глаз. Что ты наделала? — Он бросает взгляд на вход в туннель. — Ты предала нас всех.
— Нет, отец. Это Кира. Она…
Тан не слушает ее. Обнажив меч, он издает боевой клич и бросается вперед, будто перед ним целая армия врагов, а не испуганная девушка. Понимая, что сейчас произойдет, Эон
Она вошла в конюшню. Из последних сил приподнявшись на локте, Талискер задумался, что же случилось с Малки.
— Талискер? — Она смеется над ним. — Я знаю, что ты здесь. Давай покончим с этим.
Фирр появилась у входа в стойло, где он лежал, простертый на сене. Малая часть сознания, не занятая мыслями о смерти, невольно восхищалась богиней зла. Только легкий румянец на щеках показывал, что большую часть последнего часа она сражалась не переставая. Черная прядь упала на лицо, синие глаза напоминали сапфиры в обрамлении обсидиана. Не мешкая, Фирр улыбнулась по-звериному, и меч вонзился в его шею. Потом опустилась тьма.
В туннеле царило тягостное молчание. Убитый горем Фергус опустился на колени возле тел своих дочерей и заплакал. Потом отодвинул в сторону Уллу и потянулся к Кире.
Чаплин нахмурился. Совершенно очевидно, что Улла убила свою сестру за несколько мгновений до их прихода и никак не могла раскрыть ворота врагам.
Эону, знавшему об отношениях двух сестер с отцом, тоже было не по себе. Улла всегда отличалась кротостью и добрым нравом; трудно представить, что могло довести ее до такой ярости. Она не заслуживала подобного обращения.
Словно по команде мужчины подошли к телу Уллы, чтобы уложить его как следует. Коснувшись руки девушки, Чаплин с трудом подавил изумленный возглас и знаком показал Эону, чтобы тот молчал — вдруг отцу придет в голову прикончить ее? Молодой воин обернулся к тану, склонившемуся над старшей дочерью, махнул Алессандро и проговорил:
— На Киру снизошел мир. Только взгляните на ее лицо.
И верно. Девушка вновь стала прекрасна. Именно ее Эон любил всем сердцем, с ней танцевал в ночь Самайна. Ему никогда не забыть той нежной улыбки…
Пока все смотрели на безжизненное, окровавленное тело, Чаплин поднял на руки Уллу и тихонько направился наверх, ожидая сердитого окрика тана. Но Фергус ничего не замечал, не сводя глаз с любимой дочери. Младшей всю жизнь приходилось мириться с равнодушием отца — а ведь равнодушие, пожалуй, даже хуже гнева.
Смотревший глазами Слуага Корвус был в восторге, когда Фирр прикончила Талискера. Тело бога зла, неподвижное, как смерть, покоилось на узкой постели в ледяной башне. Глаза были закрыты, но он видел все.
— Ты нашла его, Фирр? Ты нашла камень?
— Нет. — Сестра обернулась к ворону, на ее бледном лице была написана усталость. — Должно быть, он его где-то спрятал. Какая разница? Теперь предсказание не сбудется. Ты обретешь свободу.
Корвус нахмурился. Его удивило такое отношение Фирр к победе. Пожалуй, стоит предложить ей маленькое удовольствие…
— Можешь делать с телом, что хочешь.
Корвус знал о ее противоестественном пристрастии и находил его забавным.
— Нет, — странным голосом промолвила она. — Пусть покоится с миром. Он умер хорошей смертью, хотя самому концу недоставало героизма. Забери меня отсюда. С меня достаточно.