Талисман
Шрифт:
Он не мог разбить Талисман даже для того, чтобы спасти жизнь своей матери, — это было все, что он знал.
Теперь Талисман наполнился изнутри туманной белизной. Вспышки слились воедино и стали устойчивым светом. Джек взялся за него, и Талисман выстрелил ослепительной стеной света — радугой! — которая, казалось, только что не говорила. НАКОНЕЦ!
Джек снова вернулся к кровати. Пульсирующий свет Талисмана освещал пол, стены, постель.
Как только Джек вернулся к постели матери, фактура Талисмана начала меняться в его руках. Его стеклянная жесткость как-то сдвинулась,
И в этот момент у Джека возникло сильное, страстное чувство. Он знал, что каким-то неведомым образом Талисман, причина множества крови и бед, должен был измениться. Он должен был измениться навсегда, и Джек должен был потерять его. Талисман должен перестать принадлежать ему. Ясная оболочка Талисмана мутнела, а вся покрытая линиями поверхность размягчалась. Теперь он казался на ощупь не стеклянным, а пластмассовым.
Джек поспешно вложил Талисман в руки матери. Талисман знал свое дело, он был создан для этого, он был создан в какой-то сказочной кузнице, чтобы отвечать требованиям именно этого мига и никакого другого.
Джек не знал, что должно произойти. Вспышка света? Запах лекарств? Сильнейший взрыв?
Ничего не произошло. Его мать продолжала умирать.
— О, пожалуйста, — умолял Джек, — пожалуйста… мама… пожалуйста…
У него перехватило дыхание. В Талисмане беззвучно разошелся вертикальный шов. Свет медленно полился изнутри и залил руки его матери. Из туманного внутреннего пространства пустеющего шара лилось все больше света.
Снаружи послышалось внезапное и громкое пение птиц, празднующих свое существование.
Но это отвлекло Джека только на миг. Не дыша, наклонился он вперед и наблюдал, как Талисман изливался на постель матери. Туманный свет поднимался волнами внутри него. Веки Лили задрожали.
— О мама, — прошептал он, — о…
Серо-золотой свет полился из отверстия в Талисмане и приподнял руки матери. Ее желтоватое лицо слегка нахмурилось.
Джек бессознательно вздохнул.
(Что?)
(Музыка?)
Серо-золотое облако из сердца Талисмана светилось над телом его матери, окутывая ее прозрачной, слегка дымчатой, слабо колышущейся мембраной. Джек видел, как это воздушное полотно накрыло грудь Лили, опустилось к ее ногам. Из открывшегося в Талисмане шва вместе с серо-золотым облаком вытекал запах, сладкий и несладкий, запах земли и цветов, запах добрый и пенистый. Запах рождения, подумал Джек, хотя он никогда не присутствовал при родах. Джек вобрал его в свои легкие, и в этот момент ему показалось, что он сам, Джеки Сойер, рождался в эту минуту. Он, потрясенный, понял, что отверстие в Талисмане похоже на вагину. (Он никогда не видел вагину и имел весьма приблизительное представление о ее строении.) Джек заглянул прямо в отверстие в раздувшемся Талисмане.
Теперь он впервые услышал сильный треск, каким-то образом смешанный с тихой музыкой, с пением птиц за темным окном.
(Музыка? Что?..)
Маленький цветной шар, полный света, пролетел в поле его зрения и скрылся внутри Талисмана. Джек заморгал. Один шар исчез — появился другой; на этот раз можно было рассмотреть синие, коричневые и зеленые пятна на его поверхности, очертания берегов и горных хребтов. В этом маленьком мире, подумалось ему, стоял оцепеневший Джек Сойер и смотрел на маленькое цветное пятнышко, а на этом пятнышке стоял Джеки ростом с пылинку и смотрел
Его мать пошевелила правой рукой и застонала.
Джек начал громко плакать. Она будет жить. Теперь он знал это. Все получилось, как обещал Спиди: Талисман вернул жизнь в измученное, одолеваемое болезнью тело матери, уничтожая зло, убивавшее ее. Джек наклонился, и на миг ему представилось, что он целует Талисман. Ароматы жасмина, гибискуса и свежевспаханной земли заполнили его ноздри. С кончика его носа скатилась слеза и засверкала как жемчужина в свете Талисмана. Он увидел пояс звезд, проплывающих через открывшийся шов, лучистое желтое солнце, вплывающее в туманное черное пространство. Музыка, казалось, наполняла Талисман, комнату, весь мир. Лицо женщины, лицо незнакомки проплыло через открытый шов. Лица детей, потом лица других женщин… Сквозь слезы он увидел, как внутрь Талисмана вплывает лицо его матери, образ королевы полусотни недорогих фильмов. Когда он увидел среди множества миров и лиц, проносящихся мимо, свое лицо, ему показалось, что чувства сейчас разорвут его. Он вдохнул свет. И он увидел, что какое-то время, какие-то благословенные две секунды глаза его матери были открыты…
Джек услышал звуки тромбонов и труб, плач саксофонов, голоса лягушек, черепах и серых голубей, поющих «Люди, знающие мое волшебство, наполнили страну дымом», он услышал голоса Волков, исполняющих на луне волчью музыку. Вода блестела у бортов корабля, рыба блестела у поверхности озера, радуга блестела над землей, блестящий странник показывал путь, блестящий младенец наморщил нос и закричал; и послышались звуки оркестра, и комната наполнилась дымным следом единственного голоса, поднимавшегося все выше и выше над всеми этими разливами звуков. Визжали тормоза грузовиков и гудели гудки заводов, где-то лопнуло колесо, где-то взорвался фейерверк, влюбленный прошептал «еще» и заплакал ребенок, а голос все поднимался и поднимался, и Джек на миг был ослеплен, но потом зрение вернулось к нему…
Глаза Лили широко раскрылись. Они уставились на Джека, будто спрашивая «где я?». Это были глаза новорожденного, только что увидевшего мир. Потом она резко вдохнула…
…и река миров, и галактик, и вселенных хлынула из Талисмана. Они текли, переливаясь всеми цветами радуги. Они втекали ей в рот и в нос… они оседали на ее желтоватой коже, блестя, как капельки росы, и впитывались в нее. На миг его мать вся была окружена сиянием…
…в этот миг его мать была Талисманом.
И болезнь исчезла с ее лица. Это произошло не постепенно, как в кино. Это произошло сразу. Это произошло моментально. Она только что была больна… и теперь она была здорова. Здоровый розовый цвет расцвел на ее щеках. Тонкие редкие волосы вдруг стали густыми и блестящими; к ним вернулся цвет темного меда.
Джек смотрел на нее, когда она взглянула ему в лицо.
— О… о… Боже мой!.. — прошептала Лили.
Радужное сияние угасало — но здоровье оставалось.
— Мама? — Он наклонился вперед. Что-то захрустело, как целлофан, в его руках. Это была хрупкая оболочка Талисмана. Он столкнул со столика несколько склянок с лекарствами, чтобы освободить место. Некоторые из них, упав, разбились, но это было не важно. Ей больше были не нужны лекарства. Он осторожно положил оболочку на столик, полагая — нет, зная, — что она скоро исчезнет.
Его мать улыбнулась. Это была прекрасная, радостная, немного удивленная улыбка: «Здравствуй, мир, вот и я!»