Талисман
Шрифт:
— Ты узнаешь, что работа сделана, когда увидишь отражение собственной физиономии.
Итак, его работа в дискотеке Апдайка началась.
К четырем-пяти часам тут будет достаточно народу.
Никто не посмеет сказать, что Смоуки обманул Джека. До того как он отодвинул тарелку и приступил к зарабатыванию денег, дискотека-пивная была пуста. Но к шести вечера сюда набилось уже около пятидесяти человек, и темнокожая официантка Глория приступила к своим обязанностям под одобрительные возгласы толпы. Глория присоединилась к Лори, и они вместе принялись лить реки вина, моря русской водки и океаны
За бочками в несколько рядов выстроилось баночное и бутылочное пиво. Здесь были и «Будвайзер», и другие всеми любимые сорта, такие как «Дженези», «Ютика клаб» и «Роллинг рокс». Джек только успевал таскать. Руки покрылись волдырями, спина ныла.
Между походами в кладовую за банками и бутылками и по зову «Кати бочку, Джек!» (фраза, от которой у Джека с некоторых пор начали пробегать мурашки по коже) он возвращался к швабре, ведру и венику. Однажды в нескольких дюймах над его головой просвистела пустая пивная бутылка. Он увернулся и услышал, как она разбилась о стену. Смоуки выставил пьяного нарушителя спокойствия за дверь, скалясь, как крокодил. Выглянув в окно, Джек увидел, как изгнанный исступленно пинает ограду автостоянки.
— Подойди ко мне, Джек, — подозвал его Смоуки. — Тебя не задело?! Ну и слава Богу!
И через секунду:
— Тогда почему ты до сих пор не убрал это безобразие?!
Полчаса спустя Смоуки отправил его драить мужской туалет. Человек средних лет, с прической под Дика Пайна, стоял, склонившись над одним из писсуаров. Одной рукой он опирался о стену, в другой держал огромный необрезанный член. Под ногами растекалась лужа блевотины.
— Закрой дверь, малыш, — сказал человек, — старику нехорошо.
Не в силах сдерживать отвращение, Джек повернулся к ближайшему унитазу. Его вырвало чем-то отдаленно напоминающим сегодняшний обед. Он успел только пару раз судорожно глотнуть воздух, когда началась следующая схватка. Трясущейся рукой Джек дотянулся до веревки и спустил воду. Уайлон и Уилли надрывались за стеной, воспевая прекрасный город Линенбах в штате Техас.
Внезапно перед его глазами всплыло лицо матери — намного более красивое, чем оно когда-либо было даже на экране. Он увидел, как она в одиночестве сидит в их номере в отеле «Альгамбра». Рядом с ней, в пепельнице на столе, дымится забытая сигарета. Она плачет. Сердце так сильно сжалось, что Джек даже испугался — как бы не умереть. Не умереть от любви к ней. Как хотел бы он, чтобы ничего не было — ни страшных тоннелей, ни женщин, которым нравится быть постоянно битыми, ни мужчин, которые мочатся и блюют одновременно. Как хотел он быть сейчас рядом с ней и как ненавидел Спиди Паркера за то, что ступил на этот ужасный путь!..
В эти секунды мало что осталось от его самомнения — оно рассыпалось в прах раз и навсегда. Голос рассудка был заглушен отчаянным детским плачем: Я хочу к маме! Господи Боже мой! Молю тебя! Я ХОЧУ К МАМЕ!
На ватных ногах от отошел от унитаза и подумал: Все к черту! Я возвращаюсь домой! Я ненавижу тебя, Спиди! Зачем я с тобой встретился? Зачем? Сейчас он совершенно не думал о том, что мама может умереть. В этот момент немой боли он был «Джеком для Джека», эгоистом, движимым только бессознательным чувством самосохранения, как маленький зверек, подверженный любой опасности, зубам любого хищника, — как олененок, заяц, белка или бурундук. В этот момент он мог позволить ей умереть от раковой опухоли, захватившей ее легкие, лишь бы она могла сейчас обнять его перед сном, поцеловать и пожелать спокойной ночи, запретить всю
Он оперся о стену и попытался взять себя в руки. Это было даже не сознательное действие, а скорее инстинкт. Чувство самоконтроля, которое он унаследовал от Фила Сойера и Лили Кевинью. Да, он сделал ошибку. Большую ошибку. Но он не пойдет на попятную. Долины существуют — значит, существует и Талисман. Как он может заживо хоронить свою маму из-за какой-то там трусости!
Джек наполнил ведро горячей водой из-под крана и отправился убирать нечистоты. Справившись со всеми делами, он обнаружил, что уже половина одиннадцатого и толпа начинает потихоньку рассасываться. Оутли — рабочий поселок, и его пьяницы рабочие по будним дням возвращаются домой пораньше.
— С тобой все в порядке? — спросила Лори. — Ты бледный, как простынка.
— Я хочу пить. Ты можешь налить мне виноградного сока?
Она подала ему стакан, он выпил и снова принялся намывать полы в танцевальном зале. В четверть двенадцатого Смоуки послал его в кладовую «катить бочку». Джек едва справился. А в четверть первого Смоуки начал потихоньку выгонять засидевшихся посетителей. Лори щелкнула выключателем магнитофона, даже не позаботившись о том, чтобы его перед этим остановить. Дик Кэрлесс умер с протяжным загробным ревом — еще несколько протестующих криков, и он затих. Глория повыключала игры, одернула свитер (такой же розовый, как канадские леденцы, которые регулярно сосал Смоуки, такой же розовый, как пластмассовые десны его зубных протезов) и удалилась. Смоуки погасил все лампы, кроме одной, и выставил за дверь оставшихся четверых или пятерых алкашей.
— А ты молодец, Джек, — сказал он, когда они остались одни. — Хорошо работаешь! Конечно, можно было бы и лучше, но ведь ты только начал. Можешь отправляться спать.
Вместо того чтобы спросить о деньгах (которые Смоуки и не подумал предложить), Джек молча кивнул и на полусогнутых ногах побрел в кладовую. Он настолько устал, что был похож на маленькое подобие пьяниц, позже всех покинувших свое излюбленное место.
В кладовой он застал Лори, сидящую в углу на корточках. Ее спортивные шортики приподнялись до кошмарного уровня. Сначала Джек с тревогой и страхом подумал, что она роется в его рюкзаке, но, подойдя поближе, увидел, что Лори стелит одеяло поверх нескольких широких мешков. Затем она положила сверху маленькую атласную подушку с надписью: «Нью-Йоркская всемирная выставка».
— Я свила тебе гнездышко, птенчик, — проворковала Лори.
— Спасибо, — ответил ей Джек. Это было лишь маленькое проявление доброты, но Джек почувствовал, что ему приходится бороться с подступившими слезами. Он выдавил из себя улыбку: — Большое тебе спасибо, Лори.
— Не за что. С тобой все будет хорошо, Джек. Смоуки не такой плохой, каким пытается себя показать. — Ее голос прозвучал с глубокой тоской. Похоже, она сама не верила в то, что говорила.
— Я верю, — сказал Джек и неожиданно для себя добавил: — Но утром я уйду. Оутли, к сожалению, не для меня.
— Может, уйдешь… — сказала она. — А может, ос… решишь остаться здесь надолго. Почему ты не ложишься? — Что-то натянутое, ненатуральное проскользнуло в ее голосе. Джек вспомнил, какой неискренней была ее улыбка, когда она «вила гнездышко». Он просто отметил это — он слишком устал, чтобы делать какие бы то ни было выводы.
— Видно будет, — сказал Джек. — Утро вечера мудренее.
— Мудренее, — согласилась Лори. Она подошла к двери и оттуда грязной ладошкой послала ему воздушный поцелуй. — Спокойной ночи, Джек!