Таллиннский переход
Шрифт:
Когда на «Суровом» опомнились от шока, вызванного мгновенной и совершенно непонятной гибелью «Статного», капитан 2-го ранга Андреев приказал спустить шлюпки и принял на борт десятка полтора раненых, контуженых, обожженных и измазанных в мазуте моряков с только что грациозно скользившего по бухте красавца-эсминца. Остальные, в числе более ста человек, включая и командира «Статного» капитана 3-го ранга Алексеева, погибли, так и не узнав о новых немецких магнитных минах.
После гибели «Статного» на «Суровом» все были уверены, что их отзовут в Таллинн для усиления обороны города. Но мысли начальства неисповедимы, как пути Господни, и «Суровому» было приказано оставаться в Рижском заливе, а на смену погибшему «Статному» был прислан «Артём» — старый эсминец типа «Новик», построенный
20 августа в 20 часов 30 минут воздушная разведка КБФ обнаружила в районе Вентспилса три судна, идущих в сопровождении сторожевых катеров на север. Предполагая, что конвой идет в Ригу, штаб КБФ отдал приказ Солоухину перехватить противника в Ирбенском проливе и уничтожить его. Надо сказать, что данные воздушной разведки по нескольку раз в день поступали на эсминцы, но на деле в координатах, указанных на основании данных воздушной разведки штабом КБФ, как правило, никого и ничего не оказывалось, кроме авиации противника, которая вновь и вновь заставляла корабли крутиться под бомбами в смертельном хороводе.
Почти так же случилось и на этот раз. 21 августа в 4 часа 50 минут в полной темноте «Суровый» и «Артём» двумя призрачными тенями выскользнули с рейда Рохукюля, направляясь на перехват противника к Ирбенскому проливу. Капитан 2-го ранга Солоухин запросил штаб КБФ об уточнении координат обнаруженного накануне конвоя. Вылетевший с первыми лучами рассвета самолет-разведчик не обнаружил ничего ни в Ирбенском проливе, ни в прилегающих к нему районах. Когда же эсминцы вышли в точку предполагаемого перехвата, то опять-таки же ничего не обнаружили. Только пустынные волны с белыми гребешками пены, носящиеся взад и вперед с громкими криками чайки и плывущие высоко в небе предвестники осени — перистые облака, из-за которых в любой момент могли появиться бомбардировщики противника.
Посоветовавшись с командиром «Сурового», Солоухин решил «прочесать» залив. Увеличив скорость, эсминцы повернули на юг. Свежело. Ветер нагонял встречную волну. Десятки настороженных глаз следили за небом и горизонтом. Летели часы. Ничего, кроме пустынных свинцовых вод залива и чаек. Наконец, эсминцы вышли к подходному рижскому бую у косы Даугавгрива. Дальше идти было невозможно. Развернувшись и перестроившись в строй фронта, эсминцы пошли на север вдоль западного побережья залива.
Солоухин уже подумывал о прекращении поиска, когда в 11 часов 39 минут на дистанции 95 кабельтовых открылись дымы. Увеличив ход до полного, «Суровый» и «Артем» пошли на сближение и вскоре обнаружили два небольшие транспорта и моторную шхуну, идущие под охраной нескольких сторожевых катеров. За ними в 4-5 милях синел берег. Тот ли это был конвой, который накануне обнаружила авиация или какой-то другой, разбираться было некогда. Сигнальщики впились глазами в небо: теперь-то уж авиация противника появится непременно. Солоухин быстро распределил цели: «Артему» — головной транспорт, «Суровому» — второй, шхуна — шут с ней. Уменьшив ход до 11 узлов, эсминцы легли на курс, параллельный курсу конвоя.
Заметив эсминцы, противник стал действовать, видимо, по давно отработанной инструкции. Транспорты и шхуна быстро повернули к берегу, держа курс на мели мыса Мерсрагс. Катера охранения, летая вокруг охраняемых транспортов, как водяные жуки по пруду, ставили дымовую завесу. С дистанции 40 кабельтовых эсминцы открыли огонь. На часах было 11:54. Через минуту с транспортов открыли ответный огонь. Снаряды противника падали с перелетом 6-10 кабельтовых. Сторожевые катера ринулись на эсминцы. Их приняли за торпедные и начали маневр уклонения от возможного торпедного залпа. В клочьях дымзавесы,
Солоухин видел, что палуба идущего впереди «Артема» завалена стреляными унитарами. Люди, выскочив из люков, стали сбрасывать их за борт, освобождая пространство для расчетов палубных орудий. Командир дивизиона приказал идти на сближение с противником. В 12 часов 21 минут эсминцы снова открыли огонь. Пришлось развернуться бортом к волне. Эсминцы кидало с борта на борт: накрытия удалось добиться только с третьего залпа. Солоухину казалось, что он ясно видит пожар на одном из транспортов. Другой шел с сильным креном. Чуть в стороне сквозь клочья завесы разливались сполохи яркого пламени и с бело-желтым дымом завесы смешивался черно-бурый дым горящего бензина. Видимо, горел один из катеров охранения. Через мгновение завеса снова закрыла противника.
Эсминцы снова прекратили огонь, и не успел Солоухин отдать команду увеличить ход, чтобы, сблизившись с немецкими транспортами, окончательно уничтожить их, как услышал звенящие от волнения, тревожные крики сигнальщиков: «Воздух!» Шестерка пикировщиков, разделившись на две группы, стремительно вынырнув из облаков, шла на эсминцы с неумолимостью рока. Было 12:25. В этот момент в полутора кабельтовых от носа «Сурового» поднялись всплески. Из-за дымзавесы их приняли за огонь с транспортов, но в действительности это уже вела пристрелку по эсминцам береговая батарея противника на мысе Мерсгарс.
В 12 часов 26 минут самолеты были уже над головой. Капитан 2-го ранга Андреев, выскочив из рубки, следил в бинокль за первым из упавших на крыло пикировщиков, давая отрывистые команды на руль. Эсминец задрожал и застонал от резкой перемены режима работы машин и круто положенного на борт руля. С грохотом разорвалась первая бомба, угодив в полукружье кильватерного следа «Сурового», вспенившегося за кормой. Взрывная волна жесткой оплеухой накрыла корабль. На момент замолкли турбины с выбитыми взрывной волной предохранителями. Мигнул и погас свет. Полубак в каскадах срывающейся воды и в тучах брызг с шумом снова появился на поверхности, зажегся свет, задрожал корпус от вновь запущенных турбин, и «Суровый» самым полным ходом стал уходить на северо-восток. О конвое мгновенно забыли.
Огромный столб воды от близкого разрыва почти полностью закрыл «Артем». Столб оседал мучительно долго и, так и не увидев, что стало с «Артемом», на «Суровом» снова пришлось резко менять курс, уклоняясь от второй бомбы, которая грохнула метрах в двадцати от правого борта. Казалось, что корабль полностью выбросило из воды. Со скрежетом и визгом он изогнулся, затем выпрямился, как пружина, и стремительно стал валиться на левый борт, выпрямился, припал на правый борт и снова рванулся вперед, как затравленный олень.
В этот момент Солоухин успел заметить, что внешне совершенно невредимый «Артем», высоко задрав свой тупой форштевень, несется полным ходом, яростно отстреливаясь от кружащих над ним самолетов. Столб воды снова закрыл «Артем», и в этот момент третья бомба рванула за кормой «Сурового».
Два часа немецкие самолеты, меняя друг друга, гоняли «Сурового» с «Артемом» но Рижскому заливу. Отчаянно маневрируя, крутясь чуть ли не вокруг своей оси, корежась от близких разрывов, отстреливаясь из всего, что могло стрелять, эсминцы отходили к Моонзунду. Все новые и новые самолеты врага появлялись над ними. С резким грохотом, заглушая рев зениток, лопались авиабомбы, с бреющего полета самолеты поливали эсминцы очередями крупнокалиберных пулеметов. Летели щепки палубного настила, падали убитые и раненые. Выбивало турбины, их запускали вновь, раскаленный воздух гудел в изрешеченных осколками дымовых трубах. Наконец, в 14 часов 30 минут, наступила тишина. Самолеты больше не появлялись. По понедельникам, а день 25 августа 1941 года был понедельник, после обеда немцы летать не любили, занимаясь плановыми регламентными работами на матчасти. Уменьшив ход, эсминцы, продолжая идти к Моонзунду, постепенно остывая от боя, стали выяснять полученные повреждения.