Там, где дует сирокко
Шрифт:
Разве можно допустить такое поругание имени Аллаха и законов Махди? И стража Зеркала, вглядываясь в мерцающие мониторы уставшими глазами за специальными очками со светло-жёлтыми линзами, отслеживала скверну неустанно.
– Так надо сделать, да, именно сегодня, когда они придут, – Замиль нервничала, но старалась держать себя в руках, понимая, что пугливая Джайда и без того в замешательстве.
– А если они меня увидят? – жалобно спросила она, и Замиль потрясла головой.
– Он почти наверняка снова будет обкуренный, не отличит тебя от тех гурий, что ему будут грезиться. Это важно, Джайда, поняла?
Малийка неуверенно
Странно всё же выходило. Они говорили с Салахом в той дыре только о деле – о том, как пробраться ещё раз к этим жадным до ласк и кефа шейхам, как одурманить, как открыть их наладонник и что там искать.
То, что она скопировала в прошлый раз, представляло собой только обрывки информации. Интересно, вроде бы намекает на многое, но на «тёмной стороне Зеркала», объяснил ей Салах, такое не продать. Ему нужна информация, ей нужны деньги и расположение мавританца в объёме достаточном, чтобы он взял её на борт своего катера, когда в следующий раз поедет «на ту сторону».
– Я могу лечь с тобой, – повторила она ему, когда они закончили обсуждать что надо сделать, – тебе понравится. Я умею сделать так, чтобы мужчине понравилось.
– В этом я не сомневаюсь, – чёрные глаза мавританца только скользнули по ней, словно и беглого взгляда было достаточно, чтобы составить впечатление, – но сейчас женщина мне не нужна. В любом случае, не ты.
Вот же странно. Она уже не помнила, со сколькими мужчинами ей пришлось ложиться, и когда она стала воспринимать умение доставить им удовольствие как постылое ремесло, но тогда почувствовала себя уязвлённой. Она чуть не задала дурацкий вопрос «я тебе не нравлюсь?». Очнись, Замиль, ты шлюха, ты не можешь нравиться – тебя просто могут желать. Или не желать почему-то, как в этот раз. Но всё равно…
– Всё будет хорошо, – она улыбнулась Джайде, стараясь сообщить той хотя бы часть уверенности, которую сама не чувствовала, и ласково потрепала её по руке.
Солнце заливало улицы Мадины ядовитым жаром, и Замиль давно взмокла под своим плотным платьем. Бельё липло к телу, спину раздражающе щекотали струйки пота, в промежности свербело. Проклятье, и что это ей вообще стукнуло в голову прогуляться по городу?
Но она знала, почему вышла вместо того, чтобы сидеть под вентилятором в их гостиной, обмахиваться веером, цедить лимонную воду со льдом и сплетничать с остальными «ланями» Зарият. В другое время – да, так бы она, наверное, и поступила, но сейчас не получалось. Было страшно. Замиль знала этих девушек, а они знали её, некоторые – давно. И ей казалось, что просто по её лицу им сразу станет ясно – она задумала что-то нехорошее. Разговор с одной только Джайдой показал, что она не такая уж хорошая притворщица, а другие девушки куда сообразительнее малийки.
И вот вздыхая, отдуваясь и сквозь зубы ругая немилосердное солнце, Замиль тащилась вверх по проспекту Африки. Это центр, ну, почти. И даже сквозь окутывавшую мозги пелену липкой жары Замиль не могла не удивляться тому, как Город менял своих новых жителей и менялся сам. Да, здесь, в центре, несмотря на все усилия махдистов ушедший мир назрани просвечивал сквозь тонкую чадру вывесок на арабском, украшений в новолевантийском стиле и прочей мишуры. Тяжёлая брусчатка улиц, которая жгла ступни даже через подошву туфель, фасады домов, колоннады – отовсюду дышал Старый Мир. Пара новопостроенных минаретов выглядели как некий чужеродный объект, который причуда бури перенесла за много миль от краёв, где ему было место.
И люди. Их сейчас немного, конечно, какой же дурак добровольно станет расхаживать среди пышущих жаром камней? Только такие же бедолаги, как она. Курьеры крутили диски велосипедов, и Замиль, казалось,
Неважно, всё это сейчас неважно. Если всё выйдет, этот липкий, потный, лицемерный мирок останется позади. Если всё выйдет…
На улице Бени-Меред, куда сейчас свернула Замиль, было немного прохладнее – сюда доходило дуновение с моря. Задыхавшаяся под никабом, она смогла вздохнуть с некоторым облегчением. Посидеть на парапете на набережной в другое время было бы заманчивой идеей, но нет, до неё ещё не меньше километра, и Замиль просто необходимо отдохнуть. Впрочем, на Бени-Меред она свернула не просто так.
«Байт-эм-Назих» – местечко, которое знали все «лани» города, как и все сутенёры и продавцы ката. Не то чтобы это была жуткая берлога. Формально он считался рестораном, но на деле представлял собой что-то вроде клуба, где можно было расслабиться, выпить чай или кофе на подушках, покурить шишу… конечно, здесь было два зала – для настоящих людей и для непотребных, кого следовало держать отдельно. Но в отличие от многих других заведений, в «Байт эм-Назих» к залу для клиентов второго сорта подошли серьёзно. Официанты там были безупречно вежливы, воздух охлаждался кондиционерами, еда и напитки не хуже, чем в зале для «настоящих». Неудивительно, что все парии Мадины (Замиль с усмешкой вспомнила, что слышала это слово от отца) давно облюбовали это местечко.
И вот Замиль толкнула разогретую ручку и со вздохом облегчения вошла в освежающую прохладу прихожей. Здесь царил полумрак, но кондиционеры работали исправно, и, сдёрнув никаб, Замиль несколько секунд просто стояла глубоко дыша, и ей казалось, что прохладный воздух обмывает её разгорячённую кожу как вода.
Когда её глаза привыкли к полусвету, она посмотрела в зал. Не так уж много посетителей, как кажется. В общем и неудивительно – людно тут обычно по вечерам. Из-за прикрытых жалюзи на окнах просеивалось мягкое свечение, в колонках модный певец гундосил слезливую песню на масри 21 , в воздухе стоял сладковатый аромат табака – кто-то явно курил шишу.
21
Масри – египетский диалект арабского языка, широко используется в арабской поп-культуре.
Отлично, здесь и посидим, соберёмся с силами. Кивнув стоявшему за стойкой официанту, Замиль двинулась, ища удобный столик. Свободно было, по меньшей мере, две трети, но ей хотелось сесть уединённо, так, чтобы…
– Замиль! Вот так встреча! – услышала она вдруг голос с лёгкой хрипотцой и подняла глаза.
За столиком у наполовину занавешенного окна сидела Рамадия. Её густые чёрные волосы, которые в таких заведениях разрешалось распускать, падали на плечи, несколько прядей прилипло к смуглой шее. В одной руке она держала длинную сигарету, вдетую в мундштук, другой рассеянно перебирала ручку веера. Веер и сигарета – странное сочетание. Впрочем, что ещё ждать от неё, ведь она…