Там, где дым

Макбейн Эд

– Я тоже не знаю.

– Да, она сдвинутая. Очень жаль, конечно. А из хорошей семьи.

– Родители ее еще живы?

– Оба. С отцом не приходилось встречаться, хотя Натали много рассказывала про него... Птолемей Одиннадцатый, как вы уже знаете. – Дурски закатил глаза к небу и вздохнул. – Они с матерью разведены. А мать – хорошая женщина. Всегда заговаривала со мной, когда приезжала к дочери, если видела меня на улице. Мы были с ней в приятных отношениях. Ее зовут Вайолет. Вайолет Флетчер.

– Где она живет?

– Где-то ближе к окраине. По-моему, на Фермонт. Могу ошибиться.

– Мистер Дурски, – сказал я, – не случалось вам видеть, чтобы Натали носила подвеску с яшмой...

–

Да, конечно, постоянно носила. Она говорила, что это подарок брата. Птолемея. Говорила, что он нанял самого лучшего скульптора в Александрии вырезать на яшме ее профиль. Сдвинутая, верно?

– Человек, который живет напротив нее через холл...

– Вейкфидд?

– Да. Он сказал, что никогда не видел на ней этого украшения.

– Ну, он такой человек, очень занят собой. Вполне вероятно, что он не заметил.

– А давно ли он живет здесь?

– Въехал около двух месяцев назад. И все-таки, что такое натворила Натали?

– Мне ни о чем таком не известно. Просто хотелось бы поговорить с ней. Вот и все.

– Стэн! – раздался из глубины квартиры женский голос. – Ты там с кем-то разговариваешь?

– Нет, Роуз Энн! – крикнул он в ответ. – Я сижу на кухне и разговариваю сам с собой.

– Стэн?

– Конечно, я не один. Мы разговариваем с полицейским.

– Не надо морочить мне голову, Стэн, я не такая дура, – сказала она.

– Мистер Дурски... Вы говорили, что Натали дала вам ключ, когда...

– Да.

– И он по-прежнему у вас?

– Да.

– Могу я осмотреть эту квартиру?

– Почему нет, – сказал он. – Вы похожи на честного человека. Кроме того, там есть только никчемное барахло. У меня однажды был пожар в квартире 7С, жильцов дома не было, явились пожарники и унесли все, что не было прибито к полу гвоздями. Не просто так пожарники заработали себе прозвище «Сорок воров». Кроме того, наведываются сюда всякие полицейские в поисках нарушений, грозят штрафами и выманивают взятки. Но вы, я вижу, человек честный. В любом случае весь этот мусор я хочу выбросить. Если его не купит новый квартиросъемщик. Дать вам ключ?

– А вы со мной не хотите пойти?

– Нет, я хочу снова лечь спать. Просто когда закончите, бросьте ключ в мой ящик. Договорились?

– Стэн! – крикнула его жена. – Ты что, не выключил телевизор?

Глава 15

Я отпер дверь Натали, не потревожив соседа напротив, Амоса Вейкфилда, бесшумно прикрыл за собой дверь и только тогда стал шарить по стене в поисках выключателя. Он оказался слева от входа.

Крохотную прихожую от комнаты отделяла вышитая бисером занавеска. Обои в прихожей были белые с темно-зеленым, почти черным узором из пальмовых листьев. Я отодвинул занавеску, нашел еще один выключатель на косяке, включил свет и тотчас оказался в Древнем Египте – для бедных.

Комната также была оклеена обоями с пальмовыми листьями. У стены напротив вышитой бисером занавески расположились две чахнущие, но настоящие пальмы. Они стояли по обе стороны громоздкого плетеного кресла, покрытого из распылительного баллончика золотой краской, – это был, несомненно, трон Клеопатры. На сиденье лежала пурпурная подушка. Пара таких же по форме и размеру подушек, белая и голубая, валялись на полу перед троном. На стене за троном висели гравюры в рамках, изображающие пирамиды, сфинкса, реку – видимо, Нил, фриз с гробницы фараона и очень живой рисунок кобры. Два невыцветших прямоугольника на обоях говорили о том, что на этих местах прежде тоже висели картины. В стене слева от трона была видна закрытая дверь, обклеенная обоями с пальмовым рисунком, а на полу лежал то ли матрас, то ли мягкий резиновый коврик, обернутый в пурпурную ткань. Я подошел к двери и открыл ее.

В

отличие от ветхой роскоши королевских покоев спальня была обставлена по-спартански и в сравнении казалась весьма современной. Стены выкрашены белой краской, картины отсутствуют и по всем признакам раньше тоже не висели. У стены напротив входной двери стояла двуспальная кровать, рядом с окном, из которого была видна вентиляционная шахта. На окне – белая штора, по бокам – легкие белые занавески. Кровать была застелена простынями, наволочками и одеялом, без покрывала. Напротив кровати стоял комод с зеркалом, отделанный белой эмалью, а на нем дешевый проигрыватель. Я подошел к комоду. Ящики были пусты, за исключением того, что осталось от сборов перед отъездом, – булавок, коробочки от губной помады, пары пенсов да шариковой ручки за двадцать девять центов. Единственный платяной шкаф в комнате также был пуст. Внутри я нашел лишь несколько проволочных вешалок – еще несколько валялось на полу.

Я снова отправился в прихожую и на кухню. Шкафчики содержали горшки и сковородки, чистящие средства, губки, коричневые бумажные мешки, пластмассовое ведро, полное мусора. В одном из настенных шкафов я обнаружил трехдневный запас консервов и различные крупы. В другом шкафу нашел шесть чашек и блюдец, восемь обеденных тарелок и полдюжины стаканов. В ящике под мойкой находился полный набор утвари из нержавейки, разделочные ножи, хлебный нож, консервный, открывалка для бутылок и пара сервировочных ложек. Холодильник был почти пуст – там стоял полупустой пакет молока, кусочек масла с прилипшими хлебными крошками, пучок салата, нераспечатанный стаканчик йогурта с черникой, три ломтика ветчины, завернутые в навощенную бумагу, и сморщенная сосиска. На доске для резки мяса, у холодильника, я нашел бутылку виски, полную на три дюйма. Рядом с телефоном, висевшим на стене с другой стороны от холодильника, не было видно никаких накарябанных карандашом номеров, не оставлено никаких записок. Блокнот тоже отсутствовал. Я поднял трубку, поднес к уху и услышал характерный зуммер: телефон еще не отключили.

Я вернулся к шкафчику под мойкой, вытащил мусорное ведро, открыл один из больших мешков из коричневой бумаги, сел на пол и стал просеивать мусор Натали Флетчер, отлепляя мокрые комочки один за другим от пластмассового ведра и перемещая их в бумажный мешок. Как правило, мусорное ведро – это золотая жила для полицейского. На первый взгляд мусор Натали Флетчер состоял в основном из апельсиновой кожуры, испитого кофе, черствых корочек хлеба, консервных баночек, мокрых бумажных платков, жирных бумажных полотенец, огуречных и картофельных очисток, конверта от телефонной компании, баночки из-под сока, снова испитого кофе и смятой страницы воскресной газеты с комиксами. Я продолжал искать. Подбираясь ко дну ведра, я нашел несколько счетов с пометкой «оплачено», полдюжины окурков, которые явно были высыпаны из пепельницы, бутылку от пива, крышечку от бутылки и обрывок странички, вырванной из календаря. Я еще немного покопался и нашел еще три обрывка той же самой календарной странички – очевидно, ее разорвали пополам, а потом еще раз надвое. Я разложил обрывки на полу и затем сложил их вместе, как головоломку. Сентябрь. Календарь этого месяца. Сегодняшнее число...

В моем восприятии пока не рассветет – все еще будет продолжаться сегодня, сколько бы часов ни минуло с полуночи. Итак, сегодня все еще был понедельник, девятое сентября. Натали выехала из квартиры в девять утра, но в календаре не было никаких пометок, указывающих на предстоящий отъезд. Это тем более казалось странным, так как в календаре, рассчитанном на месяц, она записывала ручкой или карандашом все свои планы о встречах и делах. Я внимательно разглядывал пометки на каждой строчке, сделанные, как я заключил, ее почерком: