Там, где дым
Шрифт:
– А что касается того, что кто-то пытался спихнуть его с дороги...
– Понятия не имею, как его угораздило врезаться в опору моста, – сказала Рода. – Только знаю, что он был пьян. Как обычно.
– Миссис Гибсон, – я вздохнул, – если принять во внимание допустимую вероятность того, что смерть вашего мужа оказалась не чистой случайностью... – и здесь я снова стал лгать, – люди, совершающие тяжкие преступления, часто звонят близким погибшего с целью издевательства или...
– Нет, – сказала она. – Никто мне звонил.
– С того времени, как произошел несчастный случай?
–
Глава 7
На цветной фотографии, которую она мне дала, он не был похож на задницу. Снимок был сделан у входа в особняк на Мэтьюз-стрит. Гибсон стоял на тротуаре рядом с деревом, покрытым молодой листвой. На нем была светло-голубая водолазка, синий блейзер, серые брюки и легкие черные мокасины. Его темные волосы шевелил ветер, от улыбки вокруг глаз разбегались морщинки, зубы сияли белизной. Он казался высоким, уверенным в себе человеком без проблем. Я спрятал фотографию в записную книжку и затем, надеясь, что Купера не ушел на обед, завернул в «Канцелярские товары» и позвонил ему оттуда. Дежурный сержант велел мне подождать – его телефон был занят.
Наконец Купера ответил, измученный и выдохшийся:
– Просто ад, – пробормотал он. – У нас тут один парень, он своей жене выстрелил в лицо.
– Значит, ты не звонил в автоинспекцию.
– Звонил, Бенни. О красно-белом «Фольксвагене», микроавтобусе, – ничего. Но твое дело уже закрыто.
– Как так?
– Мы нашли тело.
– Что?
– Мы нашли тело, которое подходит под твое описание.
– Где?
– На пустыре между Тайрон и Седьмой.
– Сорок два года, пять футов одиннадцать?..
– Да-да, около ста восьмидесяти фунтов, волосы темные.
– Одетый или голый?
– Одетый. Синий в полоску костюм.
– Где труп сейчас?
– Он был в морге.
– Святого Августина?
– Да, но твой друг, кажется, уже съездил за ним.
– Какой друг?
– Из похоронной конторы. Я позвонил ему сразу, как нашли жмурика. – Купера колебался. – Я сделал что-то не так, Бенни? Ты не потерял из-за меня гонорара?
– Нет, – ответил я. – На самом деле ты молодец.
– Отлично, – сказал он. – Мне пора. Не пропадай.
Как только он повесил трубку, я позвонил в похоронную контору Абнеру. На третий гудок он снял трубку.
– Слушаю, – сказал он.
– Абнер, это Бенджамин Смок.
– А, хорошо. Я пытался связаться с вами. Ваша домохозяйка...
– Как я понимаю, мистера Гибсона нашли.
– Да, я только что вернулся из морга больницы.
– Значит, это мистер Гибсон?
– Без вопросов. Я уже послал одного из моих шоферов за телом.
– Ну, что же, похоже, все сработало замечательно, – сказал я.
– Да. Не знаю, как вас благодарить, лейтенант.
– Меня благодарить не надо. Благодарите департамент полиции.
– Ну, это ведь вы предупредили их. Честно говоря, я был несколько раздражен, когда позвонил капитан Купера. Я не обратился в полицию, во-первых, потому, что я...
– Я уверен, он провел это дело корректно,
– Ах да, очень корректно. У меня жалоб нет, лейтенант, вовсе нет. Буду вам очень благодарен, если вы сразу вышлите мне счет, чтобы я...
– Этого не требуется. Я почти ничего не сделал.
– Ну... Спасибо еще раз, лейтенант.
– До свидания, Абнер, – и я повесил трубку.
Я вложил в телефон еще одну монетку, позвонил в мастерскую Генри Гаравелли, но там никто не ответил. Затем я позвонил Марии, теперь она взяла трубку вместо своего автоответчика, и я пригласил ее на поздний ленч. Мария сказала, что с радостью принимает приглашение. Я пошел к прилавку, разменял еще денег, вернулся к кабинке – однако ее уже заняла полная дама в шляпе с цветами, и мне пришлось ждать. Затем я позвонил домой и сказал Лизетт, где буду, если Генри станет меня искать. Я не хотел, чтобы он, так сказать, продолжал хлестать дохлую лошадь.
Когда я шел к машине, у меня было странное чувство.
Ни разочарования, ни радости. Ничего вообще.
Глава 8
Светлые волосы и голубые глаза Мария Хокс унаследовала от отца, изысканный профиль – от матери, а еще грудь и бедра, в которых угадывалось влияние и римских, и тевтонских предков, и чисто американские длинные ноги. Она была красавицей и к тому же умна, с чувством юмора, легкостью и уверенностью в себе как в женщине. В свои тридцать четыре она все еще брала уроки мастерства, все еще участвовала в массовках в маленьких театрах, разбросанных по городу, все еще надеялась стать звездой сцены. Мне приходилось прощать ей бесконечный треп про актерство. Мария всегда была «готова к роли», всегда уверена, что получила бы заветную роль, «если бы не была нужна непременно рыжая». Или брюнетка. Или кто-то пониже ростом. Или повыше. Или постарше. Или помоложе. Или чернокожая. Или китаянка. Я терпел ее неиссякаемый оптимизм только потому, что она была более реалистичной и зрелой в других сторонах ее жизни.
Поглощая вырезку, спагетти с чесночным соусом и тарелку салата, она рассказывала мне о прослушивании для «мыльной оперы», которое проходила утром на телевидении. Я выбрал для встречи этот ресторанчик, потому что знал – мафия сюда не ходит. По-моему, южные итальянцы ничего не понимают в еде, и самая худшая кухня в мире – сицилийская. Если я знаю, что мафия где-то питается, от таких мест я стараюсь держаться подальше. Во-первых, там легко отравиться трупным ядом, во-вторых – там могут застрелить. Никогда не угадаешь, не начнут ли вдруг стрелять по двум воришкам, что сидят за соседним столиком, киллеры из семейного клана во имя их смехотворного кодекса чести.
– Пару лет назад я работала с режиссером в Оганките, – говорила Мария. – Эта роль у меня получалась отлично. – Она закатила глаза и положила в рот спагетти. – Держу пальцы скрещенными. – На ней было платье с низким вырезом и изумрудные серьги – не просто так Мария Хокс прожила два года с маклером, которого затем обвинили в мошенничестве. – Это роль медсестры, – продолжала она. – Как по-твоему, хорошая из меня медсестра?
– Думаю, что ты – фантастическая медсестра.