Там, где фальшивые лица
Шрифт:
– Хорошо, Джереми, а что это за развилка впереди? – Рыцарь привстал в стременах, пытаясь разглядеть, куда же ведет вторая дорога, отделяющаяся от основного тракта у основания холма.
– Что по левую руку – старый тракт на Дайкан, заброшенный, – проворчал кучер. – Та дорога опасна и темна, мало кто осмеливается пройти по ней, несмотря на то что это самый короткий и прямой путь к Граду Харлейва. Все, как один, предпочитают новый, по которому едем мы, – безопасный тракт, что ведет мимо Теала.
– Мимо Теала? – удивился рыцарь. – И это ты называешь «безопасный»? Предпочитают
– Совсем не тихий. – Кучер оглянулся через плечо, странно прищурившись, глядя в сторону давно исчезнувших позади гортенских стен, огляделся, словно проверяя, чтобы никто не подслушал: – Около двух десятков годков как появилось в этом лесу чудовище-кровопийца. Оно живет во тьме меж старых дубов и вязов, похищает людей, странников ворует прямо с тракта, а потом, говорят, варит в огромном черном котле на медленном огне, дабы жертва как следует прокипела, размягчилась, а затем поедает в своей жуткой хижине в чаще, к которой не подойти и на десяток шагов без щепотки доброй соли…
– Как же… – усмехнулся сэр Джеймс, беспечно глядя на чернеющий под нависающими деревьями старый тракт, проносящийся в стороне и постепенно сворачивающий на север. – Простой люд с каждой новой осенью становится все более суеверным: черные кошки… коварные монстры, живущие во тьме… соль…
– Хранном Всеблагим клянусь, сэр рыцарь, народ неспроста боится. – Кучер даже перечеркнул сердце косым крестом, чтобы ему поверили. – В окрестных деревнях в лес никто не выходит, а на ночь запоры крепкие на дверях всех опускают. С сумерками даже ставни на окнах и те затворены! Солдаты короля тоже сюда носа не кажут – страх испытывают большой. Слухи тьмой полуночною да кровью людскою полнятся.
– Чем только они не полнятся, – нахмурился паладин, тут же вспомнив ложные обвинения в адрес великого магистра.
– Говорят даже, что у людоеда зубастого дубина есть волшебная, которой он одним махом сбивает храбрых путников с коней. Потом тащит их к себе в логово, сдирает с еще живых шкуру и затягивает песню кошмарную, а голодные духи из погреба ему подпевают. Из кожи же человеческой людоед сшил себе одеяло и подушку. Вот так-то, сэр добрый рыцарь!
– Волшебная дубина, подушка из людской кожи?! – недоверчиво расхохотался сэр Доусон. – Детишек лишь пугать, ты-то сам его видел, монстра этого?
– Вы бы не смеялись, сэр рыцарь, – скривился Джереми, обнажив при этом желтые гнилые зубы, – чудовище и вправду существует. Родилось оно от ведьмы и орка в руинах Уолтонского замка. И разумом наделено хитрым, ловушки расставляет ловко… говорят, что то – наследник Уолтонских ведьм, граф по крови, но безумный зверь в человечьем обличье…
– Прямо как в какой-нибудь старой сказке, – подытожил сэр Джеймс. – А что же войско королевское? Орденские братья? Как спускают монстру его злобное существование?
– Плевать им на люд простой, рыцарям-богатеям, только власть и золото их заботят ныне… – Кучер вдруг оборвал себя на полуслове. – Простите, сэр, заболтался пустобрех, не ведаю, что язык мелет. Вы ведь тоже рыцарь! Я извиняюсь сердечно, господин… – Глаза его, злобно прищуренные, говорили о противоположном:
– Да ладно, Джереми. Благо, что мы по новому тракту едем, а беда стороной ушла с той дорогой, верно?
– Все так, все так… – усмехнулся кучер, недобро глянув на собеседника, когда тот отвернулся, чтобы поправить капюшон.
Развилка осталась позади. Вокруг по-прежнему лежал осенний лес, царство увядания и печали. Листья уже пожелтели, частью даже побагровели и начали опадать, очень редко раздавалось пение птиц, да и то – жалобное; животные, что подчас выбегали на дорогу, лишь услышав цокот копыт и скрип колес графской кареты, стремились вновь побыстрее скрыться среди деревьев.
Теряющие одеяние ветви дрожали, словно от холода, трава шелестела о чем-то с ветром, носящим опавшие листья по земле. Сэр Джеймс поднял голову и залюбовался. Ветви деревьев нависали над дорогой, переплетаясь, словно паутина, и образуя арки, отчего казалось, что едешь по длинной-длинной галерее. Лес навевал такое спокойствие, что цокот копыт постепенно затихал, а все неровности тракта, казалось, исчезали, будто вытоптанную ухабистую землю в одночасье сменила мощенная камнем удобная улица. И все равно седло уже настолько впилось высокими луками в поясницу и живот всаднику, что казалось, вот-вот протрет их насквозь даже через доспех.
– Послушай, Джереми, – махнул кучеру рыцарь. – Подвинься-ка, я к тебе пересяду, устал больно. Выспаться бы до прибытия в замок…
– Я-то совсем не против, господин, – наглец-слуга усмехнулся, – но миледи вас к себе в карету зазывали, кажись. Что вам здесь мерзнуть? Внутри, поди, намного уютнее…
– Не положено по уставу выполнять такие просьбы, – твердо ответил паладин.
– Да чегось вы стесняетесь-то? Аль она кусается, графиня наша?
– Ты не заговаривайся, Джереми! – нахмурил брови сэр Джеймс, одергивая неотесанного слугу. – Аль не знаешь, что не положено вассалу в одной карете с господами вельможными разъезжать? Ты подумай, как бы соседи смотрели на миледи.
– Верно-верно… Что ж, пристегивайте вашего конька к крюку.
Паладин воспользовался советом.
Сэр Джеймс и сам не заметил, как задремал под мерное цоканье копыт, скрип колес и потрескивание ветвей над головой. Солнечные лучи постепенно угасали, а по прикрытым векам пробегали тени от крон. Под какой-то из рассказов болтливого кучера паладин погрузился в такой глубокий сон, подобного которому он не помнил уже давно. Вскоре даже назойливый голос Джереми уплыл куда-то далеко, пока не затих совсем.
Ту-тум, раскатисто ударило грозовое небо, угрожая утопить землю в своих слезах.
– Эй! – воскликнул сэр Джеймс и проснулся. Он совсем закоченел в своих доспехах, от неудобного сидения в одной позе все тело затекло. В ночи пробежала ветвистая синяя молния, после чего вновь ударил гром, который и стал причиной его пробуждения. Капля дождя стукнула по крыше кареты. За ней еще и еще… Спустя несколько коротких мгновений разразилась такая гроза, что любой предпочел бы оказаться сейчас где-нибудь под крышей в доме или хотя бы в сарае.