Там, где кончается организация, там – начинается флот! (сборник)

Смирнов Сергей Сергеевич

Аналогия с медицинским эфиром была зыбкой, но, тем не менее, просматривалась. И командующий решился на консультацию. Поискав глазами, он нашёл клавишу звонка и надолго на неё надавил. Из коридора послышался приближающийся галоп минимум эскадрона, в дверь каюты дважды кратко и быстро постучали, и, не дожидаясь ответа изнутри, она настежь раскрылась – за комингсом в коридоре, козыряя, застыл рассыльный матрос. Командующий махнул рукой на начавшийся было доклад и поманил рассыльного пальцем. Затем, узрев на столе смятую пачку «Европы», выудил из лопатника трояк и протянул ему:

– Любезный, курево в буфете кают-компании есть?

– Найдём, тащ-грал! Скока?

– Пачку.

– Дык…

– Себе

оставь, – отмахнулся командующий, – И вот что. Пригласи-ка ко мне начмеда вашего. Хотя постой… – генерал покосился на «летунов», – Три пачки тащи. Майор, а этот, бритый ваш, курит? – и после кивка майора уверенно закончил, – Четыре, значит.

Матрос не очень-то и расстроился, наварив по-любому поболе рубля. А так как он был ещё и не дурак, и понимал, что всякое, даже совсем небольшое дело начинается с очень большого перекура, то минуты через полторы-две перед командующим лежали четыре пачки «Pogonu», которые вся страна звала «Родопи», и только Вооружённые Силы – «Погоны». И лишь потом рассыльный ссыпался в низа за начмедом.

Начмед, узнав, что его к себе требует командующий авиацией флота, обосрался не на шутку. Вспомнив, что в дупель пьяных «летунов» почти в полном составе обнаружили именно в его амбулатории, он заварил полбанки кофе на стакан и, тщательно протерев очки, пошёл к старпому, коему все свои страхи и выложил. Старпом, живший до сих пор идеей об утоплении лётного капитана, понял, что неприятности в его отлаженном хозяйстве множатся только от одного присутствия на борту представителей балтийской авиации, и вызвался доктора во флагманскую каюту сопроводить.

Во флагманской каюте генерал авиации немедленно заставил начмеда припомнить вежливого старичка с кафедры нейрохирургии Горьковского военно-медицинского института, который все годы его, начмеда, там обучения утверждал, что у инсульта возрастных предпочтений нет. Ибо первый же вопрос командующего этот самый инсульт у доктора чуть и не вызвал:

– Что обычно происходит с человеком, на протяжении длительного времени вдыхавшего эфир?

Дело в том, что у начальника медицинской службы большого противолодочного корабля «Славный» в амбулатории была-таки эфирная установка на случай проведения хирургических операций вдали от родных берегов. Но флот силён традициями. А традиции были таковы, что никто из плавсостава, будучи в трезвом уме и твёрдой памяти, ни за какие коврижки не ляжет под нож корабельного доктора – зарежет же! И ни один из корабельных докторов никогда не приблизится к коллеге по экипажу с ножом с целью поврачевать. И всё по той же причине!.. Вот и наш доктор даже фурункулы вскрывать возил своих пациентов по госпиталям. И чтобы уж установка эта эфирная совсем без дела не пропадала, любил начмед в особо суровые моменты государевой службы припасть к маске её, да и сделать от отчаянья пару-тройку глубоких и горестных вдохов… С крепчайшим кофе пополам. А кофе – пополам с шилом. А шило у доктора не ректификат какой, а чистый медицинский!..

Короче, доктор мучительно выбирал между немедленным инсультом и признанием в токсикомании. И признался бы, не окажись в одной каюте с генералом ещё двух офицеров морской авиации, которые, с одной стороны, были его, начмеда, недавними собутыльниками, а с другой – совершенно ненужными свидетелями его возможного позора. И доктор, крайне неуверенно начав, углубился в тему, стал говорить всё увереннее, и закончил доклад довольно-таки толково:

– Э… э-э… э-эфир… Э… э-э… это… Бе-е… бес… бесцветная

летучая жидкость с ху… с хе… с ха… с характерным запахом. Я-а-а… я-а… являющаяся органическим соединением… Производным какого либо… этого… как его… А! Спирта… какого либо.

Диэтилового, к примеру. Да-а… диэтилового. Или же спирта и кислоты. Вот… как… например… широко применяющийся в медицине этиловый эфир уксусной кислоты. Эфир легко растворим в воде, смешивается с теми же спиртами, бензолом, маслами самого различного происхождения и применения, и в любых соотношениях. В хирургической практике он наиболее широко применим, как средство ингаляционного наркоза – пациент глубоко и размеренно вдыхает пары эфирной смеси, в результате погружаясь в наркотический сон, позволяющий в последствии осуществлять относительно безболезненное хирургическое вмешательство в его организм…

– То есть он уже ни хрена не соображает? – уточнил для себя командующий.

– Никак нет, – доктор задумался, правильно ли его поняли, и продолжил «по-человечески», – Не совсем так… Скорее, не всё чувствует. Болевой порог снижен… Анестезия, знаете ли. Причинно-следственные связи осознаются, память работает – сон. Но сон – глубокий… Весьма.

– Ага. Дальше давай, – чувствовалось, что генерал слегка расстроен.

– Дальше… Та-а-ак… В процессе впадения пациента в состояние наркотического сна у него происходит головокружение и помутнение сознания, расстройство органов чувств, выражающееся, в частности, в частичном нарушении зрительного восприятия… Так же частично нарушаются речевые функции. Ну, и те функции организма, за работу которых отвечает вестибулярный аппарат – двигательные… ориентация в пространстве (генерал вперил указательный палец в своих «летунов» и медленно перевёл его на начмеда – за пальцем послушно последовали их носы). Ну, и… некоторые другие… функции. Иногда процесс вдыхания эфира сопровождается тошнотой. Редко – рвотой…

Последнее сообщение неожиданно обрадовало генерала, и он резво воздвигся над столом, опершись на него кулаками:

– Спасибо, доктор! Вы свободны. Старшего помощника пригласите, пожалуйста.

Доктор понял, конечно, что инсульт откладывается, но резким прекращением доклада был, тем не менее, слегка шокирован. Глаза его расширились настолько, что одни зрачки только заполнили стёкла очков, и, сломавшись в пояснице, стал носком правого ботинка искать позади себя выход, оставаясь к генералу лицом. Все эти телодвижения, естественно, привели к нарушению ориентации доктора в пространстве, и он едва не упал.

Но был подхвачен бравыми представителями лётного состава и вынесен ими за дверь под позабавившее три «военные косточки» докторское «спасибо… извините… до свидания…». Генерал, не убирая уже улыбки с лица, спросил своих:

– Слышали? – те утвердительно кивнули.

– А поняли? – снова кивок.

– Запомнили? – опять кивок…

– А где бритый ваш?

– Тоже здесь. За дверью…

– Майор – проинструктируешь. Как следует. Сейчас снова показания давать будете. Так вот ты, майор, и бритый ваш пишите про взлёт в Мамоново, а дальше – симптомы, как доктор перечислил. Очнулись в воде. Чудом выбрались. И вот – на «Славном». Ты, механик, пишешь то же самое, но ещё и свои соображения о характере поломки, приведшей к аварии. И не расписывай там, – командующий снова продемонстрировал внушительный кулак, – Да! И вот ещё что… Летели втроём – и из с Гданьска морпехов втроём везли, и из Мамоново втроём взлетели, – генерал ещё раз внимательно посмотрел на внезапно озадачившиеся рожи «летунов», но в разъяснения пускаться не стал, – Всё, проваливайте. Э-э, майор!.. Сигареты забери.