Там, где любовь. Не всё так просто
Шрифт:
– Кто ты такой, чтобы кричать на меня? – внезапно вспыхнув, повысила голос Согдиана и даже вскочила со стула. – Кто ты такой, а?! Что ТЫ можешь предложить мне?! Ты ведь не то, что заплатить, - голос её задрожал, - ты мне даже полноценной любви предложить не можешь! Я всегда должна буду с кем-то делить тебя! Всегда!!
– Значит, так, да? – он горько усмехнулся. – Хорошо, я тебя понял…
– А что, разве я не права?! Разве осталось ещё что-то, ради чего нам находиться вместе?!
– Знаешь, что, - бросил он гневно, - после таких слов, не пойти ли тебе, куда подальше, Согдиана?! – и, не сказав ничего больше, повесил трубку. Понеслись короткие гудки.
Согдиана дрожащими руками положила
– Я больше не могу, - пробормотала она, поднося к глазам салфетку, - не могу…
*******
Егор смог проснуться только к обеду. Голова нестерпимо болела, видимо, от постоянных недосыпов, и, с трудом поднявшись, он принял обезболивающее средство и со вздохом опустился на диван.
Выпив кофе, он почувствовал себя лучше, и, приняв душ, начал приводить себя в порядок. Сегодня он хотел съездить в одно место насчёт работы и подумал, что терять время не стоит. Однако, когда он почти собирался уходить, его телефон неожиданно зазвонил.
Это оказался Саша Бердников. Поинтересовавшись самочувствием Егора, он сразу же перешёл к делу и сообщил, что для него есть ещё работа в Монтевидео. Ничего сложного, нужно было опять лишь провести пару корпоративов для серьёзных людей. Деньги обещали заплатить хорошие, поэтому Егор не раздумывая согласился и, поблагодарив приятеля, повесил трубку и стал собираться.
Сложив самые необходимые вещи в чемодан, Егор взглянул на часы. Отправиться в Уругвай он решил вечерним рейсом, и было ещё довольно рано. Подумав, он вызвал такси и, взяв небольшую сумму денег, вышел из дома.
На место его доставили быстро, и, выйдя из машины, он оглядел здание. Но, прежде чем входить, зашёл в супермаркет, купил фрукты и кое-что ещё.
Он и сам до конца не знал, для чего приехал в клинику. После вчерашнего разговора с Согдианой, на душе у него было тяжело. Его ранили её последние слова о том, что вместе их больше ничего не держит. Неужели для неё всё действительно так? А как же их любовь? Как же они жили всё это время? Или Согдиана больше не любит его, просто не знает, как сказать об этом? Внутри у него всё сжималось от понимания того, что пропасть между ними растёт с каждым днём. Однако Егор мог поклясться, что жизнь без Согдианы для него равносильна смерти. Он ни при каких обстоятельствах не сможет отказаться от неё, ведь вместе с этой потерей он лишится половины сердца. Но то, в чём она обвинила его вчера…
Он не мог ничего противопоставить ей в ответ. Она сказала, что он не в состоянии предоставить ей полноценную любовь, что она вынуждена будет вечно делить его с другой женщиной. Что ж, в каком-то смысле она права, он совершил серьёзную ошибку, возможно, даже подорвал её доверие к себе, но… он любил и будет любить её всем сердцем, несмотря ни на что. Ребёнок – это одно дело, естественно, Егор ни за что не бросит его на произвол судьбы и постарается дать ему всё необходимое, но ведь с Анной его больше ничего не связывает. Как Согдиана не может понять, что отношение его к ней ничуть не изменится после рождения этого ребёнка? Нет, чёрт возьми, она права, ей, должно быть, до боли обидно, и он с лёгкостью может это представить. Но разве она способна распрощаться с ним? Именно сейчас, когда он из кожи вон лезет, чтобы помочь ей материально? Он ничего не тратит на себя, потому что не может себе это позволить. Понимает ли она, что он старается только ради неё?
Все её равнодушные «не знаю» эхом стучали в висках и причиняли невыносимую боль. Она не знает. Не знает, любит ли его, не знает, что будет с ними дальше, не знает, что ему сказать. Как же так? Ради чего тогда ему жить? Да, вчера по телефону он в истерике бросил трубку, сказал ей,
Проходя по больничным коридорам с белыми стенами, Егор продолжал думать. Нехорошее чувство не покидало его, ему теперь постоянно казалось, что всё висит на волоске, что у него осталось совсем немного времени. Только вот что делать? Как предотвратить то, чего он боится больше всего на свете?
Остановившись перед нужной дверью, он вздохнул. Мать Согдианы должна лежать в этой палате. Он никогда не был здесь, но знал это от Согдианы. Сейчас ему нужно войти и что-то сказать. Но что? Справиться о самочувствии этой женщины, спросить, не нужно ли чего? Или рассказать о сложных взаимоотношениях с Согдианой? Нет, это наверняка лишнее, ни к чему волновать её своими проблемами, ей и так нелегко приходится. А зачем он вообще приехал сюда? Поговорить, поддержать? Но ведь он даже не знает, с чего начать разговор. И следует ли вообще начинать его? В самом деле, а что это даст? Что он может предложить, как сказала вчера Согдиана? У него ничего нет, совершенно ничего. Другое дело, если бы он мог вот так взять и оплатить все расходы, связанные с операцией, как это может сделать абсолютно чужой человек. Чужой человек может, а он – нет…
И разве могут в этой ситуации помочь какие-то пустые слова?
Махнув рукой, Егор подумал ещё две секунды, после чего развернулся и, оставив пакет с фруктами на подоконнике, побрёл обратно.
*******
Через день Согдиана всё же собралась с духом и вернулась к себе на квартиру. Она ещё не решила, останется сегодня там или нет, но приехать в любом случае было необходимо, так как ей требовалось кое-что из её вещей, ведь она взяла с собой лишь минимум их.
Переступив порог квартиры, она зажгла в прихожей свет и прислушалась. Стояла какая-то гнетущая тишина, и лишь откуда-то из глубины гостиной раздавалось еле слышное тиканье настенных часов.
Сняв верхнюю одежду, Согдиана осторожно прошла по коридору. Она заглянула сначала в гостиную, затем в спальню. Везде было пусто, а кровать была застелена. Окна были зашторены, и Согдиана раздвинула шторы. Спальня озарилась дневным светом. На комоде лежал конверт с деньгами. Согдиана аккуратно раскрыла его и, пересчитав купюры, со вздохом положила всё на место. Она не была уверена, что теперь имеет право взять эти деньги. Егор заработал и без слов оставил их для неё, но может ли она и дальше обрекать его на столь безрадостное существование?
Рядом с конвертом стояла чашка с недопитым кофе. Судя по всему, он забыл её здесь ещё вчера, соответственно, дома он не ночевал. Кое-где были разбросаны его вещи, видимо, он, собираясь куда-то, очень торопился и не прибрал их на место. Подняв с пола его рубашку, Согдиана поднесла её к лицу и сделала глубокий вдох. От рубашки еле ощутимо пахло духами Егора, и, уловив этот лёгкий, такой знакомый аромат, Согдиана замерла и на секунду закрыла глаза. Почему-то ей казалось, что она больше никогда не сможет так сделать, что никогда уже не почувствует этот запах, по-прежнему сводивший её с ума. Она словно прощалась с его вещами, с каждым предметом, до которого он дотрагивался, хотя, до конца ещё не была уверена в том, что уйдёт отсюда. Она не была уверена в том, что сможет уйти главным образом из его жизни, сделать вид, что всё кончено. Именно сделать вид, а не признать это. Потому что она любит его, как и всегда. И ей вдвойне больно оттого, что, возможно, придётся пожертвовать своей любовью и всё перечеркнуть. Из-за того лишь, что так сложились обстоятельства. Из-за того, что выхода не будет…