Там, где мы вместе
Шрифт:
Язва, как есть язва. Сказано было таким тоном и с таким выражением лица, что невольно чувствуешь себя виноватым. Ну не получился у нас ужин в ресторане, так в этом моей вины всего ни чего. Немецкие диверсанты по Москве как у себя дома ходят, а я крайний? Сейчас главное не показать слабину, иначе все – сядет на шею и ножки свесит.
– Насчет приятное делать, так я здесь не один такой мастер, – прозвучало пошловато и двусмысленно, поэтому я сразу поправился, пустив в дело грубую лесть, – забыть наши восхитительные встречи невозможно.
– И
Признаваться или не дай бог начать извиняться – прямой путь к поражению, причем к безоговорочному. Как только дашь шанс почувствовать свою неуверенность, то и не заметишь, как из тебя начнут веревки вить.
– А я давал повод предъявлять мне претензии? – Теперь моя очередь показывать характер и демонстрировать свою независимость. Правда и доводить до конфликта не хотелось бы, поэтому в интонации допускалась возможность его избежать.
Но у женщин своя логика, и быстро поняв, что режим «ревнивая жена» не сработал, Таня решила перейти к активным действиям, заменив разговор делом. Как я оказался в служебном помещении горничных сам не понял, ну а дальше сопротивляться активным домогательствам, на моем месте, не стал бы ни один мужик. Короче в номер вернулся через полчаса, провожаемый взглядом победительницы, со странным чувством, что это меня только что «поимели».
Мои соседи, допив свой «ужин», уже спали, издавая богатырский храп и наполняя воздух запахом перегара и потных ног. Выбора у меня все равно нет, даже форточку, из-за соблюдения режима светомаскировки, не откроешь – все наглухо задрапировано шторами. Однако усталость взяла свое, и сон принял меня в свои объятия почти сразу, как я нашел удобное положение на продавленном матрасе.
Несмотря на беспокойных соседей, которые кроме храпа, издавали и другие неприятные звуки, проснулся я относительно бодрым. А после водных процедур, так вообще пришел в прекрасное расположение и, насвистывая какую-то мелодию, спустился в столовую на завтрак. В наркомате был свой общепит, но покормят меня там или нет, я не знал, а в гостинице выдавали талончики, по которым кормили бесплатно, правда, довольно однообразно. Сегодня давали кашу «Геркулес» сваренную на воде и какао, к которому прилагалась булочка с джемом.
Поглощая овсянку, я задумался, с какого же времени достаточно калорийная каша, вдруг стала диетической. Ответа не нашел и уже собирался нести посуду на мойку, как в зал зашел Илья Сергеевич, и оглядевшись уверенно направился ко мне.
– Добрый день, – сказал он, присаживаясь, – приятного аппетита.
– Спасибо, не желаете ли присоединиться к завтраку.
Нет, благодарю, – и слегка поморщившись, добавил, – с детства не люблю овсянку. Хорошо, что успел с утра застать, а то бы весь день потеряли. Мне передали, что у Вас какое-то срочное дело к Пантелеймону Кондратьевичу?
– Да, я вчера звонил в секретариат, –
– Это действительно так. Ведутся наступательные бои, и он как Член Военного Совета должен присутствовать в войсках. Но я уполномочен принимать решения в эго отсутствие, – и тут, же поправился, – если это не выходит за определенные рамки.
– Планируется проведение крупномасштабных боевых операций в тылу фашистов, по нарушению коммуникаций и путей снабжения их войск, силами партизанских отрядов и диверсионных групп.
– Вы воевали в Испании? – перебил он меня, извинившись.
– Нет, не довелось, хоть и дважды подавал рапорт, – немного удивился я неожиданному вопросу. – А почему собственно…
– Еще раз прошу прощения за бестактность. Просто фашистами называли боевиков Франко в Испании, и поэтому я сделал неправильный вывод. Выражение «немецко-фашистские оккупанты» еще не получило достаточно широкого хождения в прессе. У нас их все больше нацистами называют.
– А в войсках их больше «Гансами» или «Фрицами» обзывают, – пояснил я, – а они нас «Иванами». Но мы отвлеклись.
– Да, да, продолжайте. Я весь во внимании.
– Так вот планируется большая операция во вражеском тылу, – повторился я, сбитый немного с толку, – эффективность ее будет тем больше, чем массовой и скоординированной она будет проведена. Взорвав нескольких десятков мелких мостов на дорогах, которые даже толком не охраняются и железнодорожные пути на большом протяжении, мы парализуем движение противника, не позволив быструю переброску резервов или передислокацию войск. Надолго это немцев не остановит, но позволит планировать и проводить крупные наступательные операции. Прибавьте к этому еще и действия специально создаваемых команд истребителей танков.
– Насколько я понимаю, все эти мероприятия должны планироваться военным командованием, – Илья Сергеевич, выжидательно посмотрел на меня, требуя пояснений.
– Вопрос в снабжении, – поторопился я с объяснением, – а именно в обеспечении партизан взрывчаткой. Доставку за линию фронта мы берем на себя, но на сегодняшний день, едва покрывая собственные потребности по обеспечению занятий минно-взрывному делу, ни чего сделать, не можем. Нужны даже не сотни килограмм, а тонны этого боеприпаса, расход будет огромный, но и эффект ожидается не маленький.
– Разве военное командование не может помочь в обеспечении взрывчаткой, – удивился собеседник, – это же их прямая обязанность.
– Во первых встает вопрос подчинения и соответственно снабжения партизанских отрядов. Во вторых в тылах фронтов, на дальних подступах к Москве, идет активная работа по выполнению задач минирования танкоопасных направлений, требующих большого количества минного хозяйства. Поэтому пять тон, предназначенной нам взрывчатки, и ушли на эти нужды, а надежды, что ее вернут, нет.