Там, где раки поют
Шрифт:
Эд нарушил молчание:
– Ума не приложу, почему никто раньше не прибежал за помощью. Сюда же вечно таскаются и стаей, и парочками, пообжиматься.
Шериф и доктор обменялись понимающими взглядами: Чез хоть и был женат, но вполне мог прийти сюда с другой.
– Отойдем-ка в сторону, издали виднее, – сказал Эд и зашлепал по болоту, повыше задирая ноги. – А вы, ребята, стойте здесь, не топчитесь.
Указав на цепочку следов, что вела от вышки через болото и обрывалась футах в восьми от тела Чеза, Эд спросил:
–
– Да, а дальше мы не ходили, – ответил Бенджи. – Как увидели Чеза – сразу назад. Вон где мы свернули.
– Понял. – Эд огляделся. – Верн, что-то здесь не так. Возле трупа следов не видно. Будь рядом с Чезом друзья или кто еще, подбежали бы, обступили, склонились над ним – жив ли? Наши-то следы в грязи вон какие четкие, а других и не видать. Ни вокруг тела, ни в сторону вышки, ни обратно.
– Может, он был один? Это бы все объясняло.
– А его-то следы где? Как мог Чез Эндрюс пройти по дороге, а потом через болото к вышке, не оставив следов?
4
Школа
1952
Вскоре после дня рождения Киа, стоя босиком в луже, наблюдала за головастиком, у которого уже отросли лапки. И вдруг встрепенулась. К хижине, тарахтя, по песчаной дороге приближался автомобиль. Ни одна машина отродясь сюда не заезжала. Вскоре из-за деревьев донеслись два голоса – мужской и женский. Киа шмыгнула в кусты: из зарослей она могла видеть, кто идет, и могла убежать, если что. Как Джоди учил.
Из машины вышла рослая женщина и двинулась по песку, увязая в нем высокими каблуками, – точь-в-точь как Ма в тот день. Наверное, из приюта, за ней приехала.
“Ей меня не догнать. Шлепнется на своих каблучищах, нос расквасит!” Киа, затаившись, смотрела, как женщина приближается к хижине.
– Эй, есть кто дома? Это школьный инспектор, я за Кэтрин Кларк, отвезти ее в школу.
Шутками тут и не пахло. Киа думала, в школу детей берут с шести лет. А они только сейчас приехали, на год позже.
Киа не знала, как разговаривать с детьми, а с учителем и подавно, но хотела научиться читать, хотела узнать, какое число идет после двадцати девяти.
– Кэтрин, золотко, если ты меня слышишь, прошу, покажись. Такие у нас законы, детка, – хочешь не хочешь, а в школу ходить надо. Да и тебе там понравится, зайка. Там каждый день кормят горячим обедом, бесплатно. Сегодня, по-моему, пирог с курицей – хрустящий, с корочкой.
Вот это уже другое дело! Киа замучил голод. На завтрак она сварила кукурузную кашу, покрошив туда крекеры, потому что соль в доме кончилась. Одну жизненную премудрость она успела усвоить: кукурузная каша без соли – это не еда. Пирог с курицей она пробовала считаные разы, но как сейчас помнила хрустящую золотистую корочку, а под ней пышное тесто. Помнила, какой он сочный, ароматный. Она выглянула из зарослей – желудок все решил за нее.
– Здравствуй, дружочек, я миссис Калпеппер. Ты уже совсем большая, пора в школу, да?
–
– Можно босиком, это ничего, другие так ходят, а вот юбку надеть придется, ты же девочка. Есть у тебя юбка или платье, дружок?
– Да, мадам.
– Вот и славно, тогда давай переоденемся.
Миссис Калпеппер зашла следом за девочкой на веранду, переступив через птичьи гнезда, что разложила рядком на полу Киа. В спальне Киа надела единственное платье, что было ей впору, – в клетку, одна бретелька оборвана и пришпилена булавкой.
– Ну вот, милая, другое дело.
Миссис Калпеппер протянула ей руку. Киа потрясенно уставилась на ее ладонь. Вот уже несколько недель она ни к кому не прикасалась – а к постороннему человеку и вовсе никогда. Но она вложила в пальцы миссис Калпеппер худенькую ладошку, и школьный инспектор повела ее по тропе к “форду крестлайнеру”, за рулем которого сидел угрюмый водитель в серой фетровой шляпе. Киа, устроившись сзади, за всю дорогу ни разу не улыбнулась – ей было неуютно, совсем не то что цыпленку под крылом у наседки.
Школа для белых в Баркли-Коув была одна. Все классы, с первого по выпускной, учились в двухэтажном кирпичном здании на Главной улице, в дальнем конце от полицейского участка. Для цветных детей была своя школа – одноэтажная, бетонная, на выезде из Цветного квартала.
Киа провели в кабинет директора, но имени ее в списках не нашли, а даты ее рождения никто не знал, так что ее записали сразу во второй класс, хоть в школе она не училась ни дня в жизни. Первый класс, как сказали ей, и так переполнен, да и не все ли равно, ведь болотная детвора походит в школу месяц-другой, а потом только их и видели. Когда директор вел Киа гулкими коридорами, на лбу у нее выступила испарина. Директор распахнул дверь и легонько втолкнул Киа в класс.
Клетчатые рубашки, широкие юбки, башмаки – всякие-превсякие; кое-кто босиком. И глаза – все глядят на нее. Никогда в жизни Киа не видала столько народу. Дюжина, не меньше. Учительница, та самая мисс Ариэль, которой мальчишки помогли в тот раз донести покупки, усадила Киа за заднюю парту. Вещи велела положить на полочку, но складывать было нечего – Киа пришла с пустыми руками.
Учительница вернулась к доске и обратилась к новенькой:
– Кэтрин, встань, пожалуйста, и назови свое полное имя.
У Киа засосало под ложечкой.
– Ну же, дружок, смелей.
Киа встала.
– Мисс Кэтрин Даниэла Кларк, – четко произнесла она, Ма как-то сказала, что так звучит ее полное имя.
– Ты можешь нам продиктовать по буквам слово “кот”?
Киа молчала, уставившись в парту. Джоди с мамой немного учили ее буквам, но вслух называть их, да еще перед классом, не приходилось.
Внутри все сжалось от ужаса, и все-таки она попыталась: “т-о-к”.
Весь класс, от первых парт до последних, затрясся от смеха.