Там, где свобода…

Харви Кеннет Дж.

— Улучшится кровообращение, — объяснял врач, широко улыбаясь. — Пойдет на пользу вам обоим. Вторая молодость.

Рут приносила ему разные диковины. Киви. Манго. Один раз целый ананас. Раньше он никогда их не ел. Он не был голоден. Он предложил ей есть их самой. Ему нравилось смотреть, как она ест. Он боролся с тошнотой.

Когда приходила Рут, он вспоминал о жене. Что с ней такое? Почему она такая, какая есть? Что он сделал, чтобы заслужить ее? Зачем он с ней связался? В восемнадцать лет она забеременела. Вот и все. Ему казалось, что это бессмыслица. Он начал двигать головой.

Медленно, туда-сюда, не поднимая с подушки.

— Завтра тебя переводят наверх, — сообщила ему Рут.

— Может быть… — начал он, но от слабости не закончил. Ему кололи наркотики. Говорить было тяжело. — Уотерфорд.

Она рассмеялась:

— Нет.

— Видела Гилберта?

— Гилберта?

— Что?

— Ты говоришь о каком-то Гилберте.

— А… — Он попытался сосредоточиться. Будто старый фильм в режиме замедленного воспроизведения. Кое-где пленка потерлась от времени. Возникали провалы. — Я говорю о Гилберте? — Он рассматривал ее лицо.

— Да. — Она улыбнулась.

О Боже! Господи Иисусе!

Разве можно быть такой красивой? Как это возможно? Он не заслужил ее. Ему хотелось коснуться ее. Только тогда он бы поверил.

Палату наверху он делил с троими другими мужчинами. Все члены клуба «Штопаная грудь». Так назвала их жена одного соседа, когда приходила навестить мужа. Он лежал и слушал. Слышал все, что говорили за ширмой. Люди разговаривали, как будто их не слышал никто. Полушепотом. Но было слышно каждое их слово.

Стежки на груди. Клуб «Штопаная грудь». Он тоже состоял членом клуба.

— Я попросила, чтобы тебя перевели в отдельную палату, — сказала Рут, сидевшая на стуле у кровати. — Завтра, может быть, переведут.

— Не волнуйся, — ответил он. Он не хотел причинять ей беспокойство. Пусть он терпеть не мог болтовни. Соседи и их родственники. Он не хотел слышать их разговоров. Ему все нездоровилось. От их голосов болела голова. Становилось хуже. Так ему казалось. Они вызывали у него гримасы боли. Мужчина, лежавший прямо напротив. Его жена вечно болтала по телефону. С подругами. Передавала им новости о своем муже. Будто ее муж вовсе не лежал рядом. Рассказывала, как произошел сердечный приступ. Как он упал в супермаркете. Удивительно, что еще жив остался. Банки с фруктовым компотом посыпались прямо на него. На голову. Как только череп ему не пробили. Приехала «скорая». Все косые. Вся бригада. Вообще не соображали, что делают. Один раз его уронили. Медсестры. Им тут на все плевать. Человек умирает, а сестру не дозовешься. Да, сейчас ему лучше. Сегодня утром у него был стул.

Не голос, а чистая мука.

— К нам приезжает Кейт Джаррет, — сказала Рут, вынимая из сумки журнал.

— А кто это?

— Пианист. Джазовый.

— А…

— Через месяц. Пойдем?

— Я не знаю.

— К тому времени ты поправишься.

— Если жив буду.

— Будешь. — Она улыбнулась. Прическа конский хвост. Серебряные кольца в ушах. Она смотрела на него, как смотрят на любимых. — Ты уже умирал. Ты через это прошел.

Он вытаращил глаза.

— Как «умирал»?

— Натурально, — ответила она серьезным ровным голосом. — И умер.

Он прищелкнул языком

и сразу почувствовал боль. Сразу вспотел. От боли. Пот потек ручьями. Он ждал. Закрыл глаза. Повернул голову. Отвернулся от боли. Но это не помогло.

— Я был мертв?

— Да.

— Долго?

— Не очень. Минут пять. Потом тебя вернули к жизни.

В голове застучало. Это бился пульс. И в то же время ему показалось, что он исчезает. Он напряг память. Что он видел? Где он был? Он был мертв. Ничего не видел. Его нигде не было. Нигде. Это его испугало. Испугало до чертиков. Умер. И ожил. А в промежутке его не было.

— Что с тобой?

Он не мог говорить. Он был мертв.

— Позвать медсестру?

— Нет.

Если не двигаться, то он придет в себя. Лежать неподвижно.

Если он шевелился, то казалось, что это кто-то другой. Что он пытается влезть в тело другого человека. Нужно лежать неподвижно. Тихо. Любые звуки были невыносимы. Даже слова Рут. Он не мог этого выносить.

Рут сидела смирно.

Он смотрел в окно. Вид города. Вдали пристань и холмы. Маленькие дома. Верхом на холме. Тесное соседство. У него там жили знакомые. В домах возле двух резервуаров с нефтью.

Рут открыла журнал и стала читать.

— Скоро обед, — сказала она. — Чувствуешь запах? Ням-ням.

Женщина на той стороне прохода между кроватями: да, он уже ходит. Да, скачет. Вышел в коридор. Вот, он возвращается. Наверное, хочет лечь. Хочешь лечь? Да? Да, он хочет. Да, точно. Вот он ложится.

Сначала он не мог двигаться без посторонней помощи. Он пытался. Не выходило. Слабость. Боль. Он пытался встать сам. Но бросил это дело. Сдался. Сними руку с поручня. Лежи и жди, когда придут и помогут. Сестры подняли его. Он медленно зашаркал по коридору. Важно сразу начать ходить. И мочиться. Они все выспрашивали, помочился ли он. Он пытался. Если не получится в скором времени, то нужно будет вводить катетер. Вот уж чего ему не хотелось. Одна мысль причиняла боль.

Отчего-то он беспрестанно думал о жене. Не мог выбросить ее из головы. Он туда не вернется. И в квартиру Рэнди тоже. Что будет со всеми вещами, что там оставались? Гилберт. Надо сказать Рут. Рут обо всем позаботится. На нее можно положиться. Он подумал о Джеки. Кэролин. Его жизнь. Его не оставляло желание позвонить им. Узнать, как они там. Но он не хотел, чтобы они знали. Видели его в таком состоянии. Если они придут навестить его, он с собой не справится. Только посмотрит на Кэролин — и расплачется. Им пришлось бы отскребать его с пола. Он бы выпал из кровати. Он мог бы лишиться всего. Маленькая жизнь. Он хотел посмотреть, как она растет.

Я был мертв.

Он хотел, чтобы все утряслось. Когда все утрясется, он с ними повидается. Он хотел получить деньги. Было невыносимо знать, что они живут в доме Уиллиса.

Он позвонил адвокату из больницы. Попросил сестру набрать для него номер. Рут тогда не было.

— Как дела? — спросил адвокат.

— Хорошо.

— Я звонил вашей жене. Она не знает, где вы.

В ответ он промолчал.

— Вы, наверное, хотите узнать новости?

— Да.

— Вы здоровы?

— Да.