Там где ты
Шрифт:
Она испустила слабый стон и выпрямилась. Соски Гейл едва коснулись его груди, но этого было достаточно, чтобы между их телами проскочила искра. Кончики грудей тут же напряглись и начали тереться о чашки хлопкового спортивного лифчика. Не в состоянии противиться сладкому искушению его обольстительных губ, Гейл обвила руками шею Эндрю и задрожала от струившегося по венам наслаждения.
Не успела она потерять рассудок от сводящего с ума поцелуя, как Эндрю поднял голову и решительно отстранился. Его самодовольная улыбка говорила о том, что реакция тела Гейл от него не ускользнула.
— Спасибо за угощение, док, — сказал он, повернулся и пошел
Гейл тяжело отдувалась и, не веря своим глазам, следила, как он пересекает гостиную. Неужели он может уйти, после того как разжег в ней пламя? Ну да, она вела себя как голодная кошка, которая истошно орет у задней двери и просится на улицу, но он тоже не оставался равнодушным…
— Куда вы? — спросила она, тут же забыв о своих благих намерениях.
Он открыл дверь, обернулся и ответил:
— Завтра у вас трудный день. Я зайду за вами после смены и повезу обедать. — А потом вышел, не ответив на ее вопрос и не ожидая ответа на свое приглашение, которое скорее походило на дерзкий ультиматум.
Он ушел. Гейл с досадой щелкнула пальцами. Перевернул ее мир вверх тормашками, а потом бросил ее, одинокую и сгорающую от страсти. Подумать только, для этого ему понадобился всего один поцелуй!
О нет, тут было нечто большее. Куда большее. Следовало признать, что ее с каждым днем все сильнее тянет к этому новому жителю Оуквуда.
Он чуть не испортил все. Черт побери, неужели он мог быть таким беспечным?! Дело Нортона было важнейшим в списке ФБР. На карту поставлена его профессиональная честь.
В центре баскетбольной площадки стояли Уэстон и О'Коннор и давали задания игрокам команды. Бейсболка с надписью «Акулы» защищала глаза Даффа от лучей яркого вечернего солнца, но справиться с духотой могла бы только хорошая летняя гроза. Жара, влажность и постоянные мысли о Гейл мешали ему сосредоточиться на тренировке. В субботу он точно так же не мог сосредоточиться на расследовании дела Нортона.
Тогда Гейл ни словом не обмолвилась, что утром собирается на дежурство. Он знал это только благодаря жучку. Реакция ее тела заставила Эндрю так задрать нос, что он проболтался и едва не провалил операцию. Слава богу, что Гейл ни о чем не догадалась. Эндрю вовремя спохватился и решил держаться подальше. На следующий день он приколол к ее двери записку, сослался на неожиданно возникшее срочное дело и заверил, что приглашение на обед остается в силе. Затем, удостоверившись в том, что записывающая аппаратура включена, уехал в соседний городок и переночевал в мотеле. Дело было рискованным, но, похоже, другого выхода не оставалось. Видимо, инстинкт его не подвел, потому что с тех пор прошло четыре дня, а о докторе Нортон не было ни слуху ни духу. Когда они встретятся снова, Гейл забудет происшедшее. Во всяком случае, он на это надеялся.
Тут в Эндрю врезался здоровенный центровой Джонни Брокен.
— Черт побери, Джонни, осторожнее! — проворчал Дафф. — Несешься как бешеный бык… Если еще раз будешь вести мяч, опустив голову, получишь пинок в зад.
— Извините, шеф, — пробормотал Брокен, выплюнув капу.
Эндрю приготовился к проходу следующего игрока… Реакция Гейл была очень пылкой, и он не знал, как теперь быть. Она целовала его так, словно умирает от желания. Умирает так же, как и он сам. Он был хорошим агентом, хотя иногда работал слишком рискованно. Хотел бы он посмотреть, как повел бы себя на его месте Филдинг. Черт побери, эта женщина могла бы соблазнить даже святого Антония.
Она
— Брокен, выше голову! — крикнул он Джонни, который летел прямо на Уэстона. Потом Эндрю рванулся вперед, схватил парня за майку, развернул к себе, сказал ему несколько теплых слов и пригрозил до конца сезона отправить на скамейку запасных.
Джонни что-то ответил, но Эндрю его уже не слышал. Кто-то изо всех сил врезался в него. Это было последнее, что он почувствовал, перед тем как погрузиться в беспамятство.
— Это смешно. Я совершенно здоров.
Лицо Гейл приняло выражение, которое она приберегала для самых трудных больных. Таковыми, как правило, являлись особи мужского пола, не любившие выполнять распоряжения врачей. Особенно женщин-врачей. Конечно, целуется Эндрю Дафф потрясающе, но во всем остальном он типичный представитель своего пола.
Она сунула стетоскоп в нагрудный карман халата и что-то быстро записала в карточке.
— Вы получили сильный удар, потом упали, ударились о землю и потеряли сознание. — Она подняла глаза, улыбнулась и мягко добавила: — Эндрю, будьте хорошим мальчиком и не мешайте мне делать свое дело.
Дафф, сидевший на краешке смотрового стола, упрямо прищурился.
— Я в полном порядке.
Однако его решительный тон не оказал на Гейл никакого влияния. Может, он и в порядке, но она не имеет права рисковать. Она отвечает за своих пациентов, а в данный момент Эндрю Дафф действительно ее пациент.
— Это покажет томография. Ничего страшного. Обычная предосторожность, — добавила она, увидев хмурое выражение его лица.
— А как быть с правилом «покупатель всегда прав»? — язвительно осведомился Дафф.
— Вы не покупатель, а мой пациент. Может быть, вы не заметили этого, но на мне белый халат. Это означает, что я врач.
— Это нечестный прием. — Он испустил досадливый вздох.
Гейл выдвинула ящик и достала молоточек для проверки рефлексов.
— Нет, честный, и вы сами это знаете! — сердито возразила она и развернула вращающийся табурет к столу. Легкий удар под правое колено показал, что рефлекс не нарушен. — Вы тренер и должны разбираться в спортивной медицине. Вполне возможно сотрясение мозга, причем, как я догадываюсь, не первое. Учитывая, что вы на несколько минут потеряли сознание, я должна провести тщательную проверку, так что перестаньте спорить.
— Ладно, док, — буркнул Эндрю, — делайте свое дело.
Гейл стукнула по другому колену.
— Вы лучше других должны понимать, насколько опасны сотрясения.
— Можете не читать мне лекцию, — огрызнулся Эндрю.
— Сколько пальцев вы видите?
Эндрю поднял глаза к потолку и вдруг поморщился.
— Два. — Он ссутулился и потер левый висок. Его раздражение можно было объяснить либо сильной головной болью, либо сотрясением. Впрочем, могло быть и то и другое. По рассказам тренеров, доставивших его в клинику, он был без сознания добрых три-четыре минуты.