Там, на неведомых дорожках...
Шрифт:
Еще он говорил, что даже если мы помиримся, то этот случай никуда не пропадет, зерно недоверия и обиды было посеяно, рано или поздно оно взойдет, может через год, может через век, но точно взойдет, и это превратит дальнейшие отношения, которые обрастут и скрепятся подробностями в виде совместного быта, в ад. В эмоциональном, опять же, плане.
Не знаю о чем думали русалки, но Лала заговорила первой, начав с констатации очевидного факта:
— Что, герой, не донес?
Слово герой произносилось впервые, и несмотря на то, что эмпатическая связь с русалками почти не ощущалась,
— Может оно и к лучшему? — улыбнулся я.
— Это был последний шанс, так то, — напомнила Лала. — Других возможностей не предвидится.
— Теперь нам не быть вместе? — с замиранием сердца уточнил я.
— Быть, но придется сильно постараться, — лицо Лалы оставалось непроницаемым, эмпатическая связь отсутствовала, я не знал, что она чувствует, мог лишь внимать смыслу произносимых слов. — Но случится это не завтра, не через год, не через век. Столько воды утечет, столько всего изменится. Деревья станут выше, горы круче, реки могут изменить свои русла, ты можешь умереть. Веришь в любовь на расстоянии?
— Давайте попробуем в обратную сторону, — предложил я. — Не получилось мне к вам перейти, так может получится вам ко мне?
— Когда русалка, или другая наша сестра или брат влюбляются в представителя твоего рода, то они меняют его… меняют его сущность, — тихо произнесла Дубравка. — Делают его похожим на себя. Тогда человек тоже становится… стихийным духом. Тело его при этом погибает. А иногда любовь проходит до момента полного перевоплощения… И тогда мы отпускаем человека… но изменения, что происходят с его духом необратимы. Человек становится каженником или кликушей… блаженным. Он видит то, чего не видят другие, наполовину живет не в своем мире…
— Я все гадал — как рождаются идиоты? — улыбнулся я. — И что? Разве нет другого пути? Разве русалка, или другой дух не могут измениться и жить с человеком в его мире?
— Могут, — ответила Лала, — но человек не может изменить сущность стихии напрямую. Для этого требуются… своего рода посредники. Такой исход долог, труден и опасен, как для человека, так и для духа природы. И почти всегда — не оправдан. Редкие пары доживают до смерти… вместе. Представь себе вилу, бессмертную душу стихии, лишившуюся всего, которая вдобавок оказалась отвергнутой любимым… и оказалась одна в жестоком мире живой материи.
Ну да, в принципе, все понятно, и про посредников, и про одиночество, и про проходящую любовь. Опять же на примере цифрового мира. Чтобы программный код, ИскИн, воплотился в моем мире, ему должно обрести тело, сделать его, украсть, не знаю как именно. Потом загрузить в него свою цифровую суть, разорвав связи с цифровым миром. И вот ты только что был системным кодом, почти всемогущим, мог переместиться куда угодно со скоростью света, мог совершать миллиарды операций в секунду, обладал другими цифровыми сверхвозможностями, и — бах! — всего этого тебя лишают, и засовывают в довольно примитивное человеческое тело.
Как в нем жить? Как ходить, как дышать, как питаться, как говорить, как думать, как не думать? Многому придется научиться, чему люди с младенчества
— Картинка не приглядная, право, — согласился я, — но, по-моему, любовь…
— Что ты знаешь о Любви? — перебила Лала. — Ты никогда не задумывался, что Она — одна из нас?
— Одна из вас… — я осекся. — Нет, не думаю. Она должна быть выше, я уверен в этом. Скорее, я бы причислил ее к каким-нибудь демонам или божествам, раз уж то на то пошло…
Лала печально усмехнулась.
— Так, но вы сказали, что можете изменить меня, сделать идиотом, так сказать, и тогда я попаду в ваш мир, — попытался разобраться я. — Так в чем затык? Делайте! В жисть не поверю, что на каждого человека, которого к себе русалки забирают тратится по дракону и цветку папоротника…
— Ты рус, — печально напомнила Дубравка, — мы не можем изменить тебя.
— То есть духи могут менять людей, но есть некий особый тип, рус, который не меняется духами, так что ли?
— А то ты не знал, — усомнилась Лала.
— Но вы же меняли меня? — не понял я. — Точки раскрывали, еще что-то делали…
— Ты сам менялся, прокачивал свой уровень, как ты любишь говорить, — ответила Дубравка, — мы только направляли тебя, давали упражнения, задания, квесты.
— Ясно, — наконец-то понял я. — Тогда давайте запустим план "б", найдем этих посредников и перенесем вас ко мне.
— Ты нас совсем не слушаешь, — надулась Дубравка, — мы русалки, «посредники» не могут изменить нас, как обычных духов, так же как духи не могут изменить русов.
— Так, подобьем бабки, — решил я. — Вы не можете изменить меня напрямую, все другие возможности прокачаться и присоединиться к вам я упустил. А вы не можете переместиться ко мне, потому что «посредники» не могут изменить вас. То есть наши отношения зашли в тупик? Мы можем видеться только здесь, в этой… граничной области?
— Не совсем так, но… давай пока не будем об этом, — произнесла Дубравка.
Она встала с качели и подошла ко мне на расстояние вытянутой руки. Слева от нее встала Лала.
— Ты принес Жар-цвет? — спросила Дубравка, глядя мне в глаза.
— Вы же знаете, я не дошел до вас, — ответил я. — ну и не уверен, что это именно тот путь, по которому я хотел бы прийти к вам…
— Чтобы понять подходит тебе путь или нет, по нему надо было пройти, — насмешливо произнесла Лала, — но это лирика и не отменяет вопроса: ты принес Жар-цвет?
— Не понял? — сбился я.