Там, по ту сторону
Шрифт:
Мне очень нужно было выбраться из Лос-Анджелеса и переговорить с вами с глазу на глаз. Даже по видеотелефону разговор получается каким-то отчужденным, безличным, а я по горло сыта равнодушием, устала прятаться от одиночества, когда не с кем поговорить. И еще я знала, что какой-то мужчина околачивается у парадного дома напротив мотеля, в котором я жила...
— В Лос-Анджелесе?
— Да, я переехала туда, чтобы быть поближе к Вестерну. Я не имею в виду тот мотель. У меня была квартира почти в Беверли-Хиллз, но я из нее выехала, как только узнала, что Вестерн меня выслеживает. Срок моего проживания
— Слишком много нужно иметь денег, чтобы оплачивать услуги человека, который будет месяцами околачиваться возле места, куда вы можете невзначай заглянуть.
— О, у Вестерна они есть! Очень много денег! Он — мультимиллионер. А деньги эти по праву должны быть моими! Он заграбастал все, да еще хочет меня убить! Точно так же, как убил моего отца!
— Вы понимаете, что я должен быть объективным. Поэтому, прошу вас, не надо обижаться на мои вопросы.
— Не буду, — упавшим голосом произнесла она. — Я знаю, что мне еще нужны доказательства.
— Я должен только получить серьезные основания для подозрения Вестерна в убийстве. Извините, но я очень сомневаюсь в том, что вы сможете что-нибудь доказать.
— Вы правы, — ответила Патриция, садясь чуть-чуть свободнее и улыбаясь. — Правы. Во-первых, вас, видимо, интересует, почему я не обратилась в полицию, чтобы рассказать о своих подозрениях? Точнее, не о подозрениях, а о фактах. Видите ли, полиция потребовала бы у меня доказательств, а я не располагаю такими, которые можно было бы предъявить суду. Их недостаточно, по правде говоря, для того, чтобы вызвать Вестерна на дознание. Кроме того, он стал такой известной и могущественной личностью, что полиция вряд ли решится на что-нибудь...
— Сомневаюсь, — сказал Карфакс. — Они, возможно, и не хотели бы его арестовать, но обязательно сделали бы это, будь у них достаточно оснований...
— И Вестерну сразу же стало бы известно, где я нахожусь, и он сразу бы добрался до меня! Единственное, что я решилась сделать — это пойти к адвокату и представить ему свое дело. Он сказал, что у меня нет шансов, но, если я оставлю свой телефон, он позвонит мне позже — возможно, решение его еще изменится. Конечно же, я не оставила ему телефона. Поблагодарила и вышла. Взяла такси и отправилась прямо к себе в мотель. Это было ошибкой. Думаю, он послал кого-то следом...
— Кто?
— Адвокат.
— Кто именно?
Роджер Хэмптон из конторы «Хэмптон, Торберр, Рокстон и Роу».
— У них отличная репутация. Зачем Хэмптону посылать кого-то выслеживать вас?
— Потому что он подумал, что я чокнутая и прямо сейчас отправлюсь к Вестерну доискиваться правды, даже если мне придется застрелить его, чтобы сделать это! Я порядком побушевала, пока была у него в кабинете. Он мог позвонить Вестерну просто из лучших побуждений.
— Даже если он не взялся за ваше дело, сведения, которые вы предоставили, должны были остаться сугубо конфиденциальными.
— Возможно, он и не объяснил Вестерну сути дела. Но предупредил, что за ним охотится опасный маньяк.
— А может быть, он вообще ничего такого не сделал, —
— Какое там «может быть»? Я точно знаю, что за мной тянулся «хвост». Я видела, как он подходил к конторке и наводил обо мне справки у портье.
— О вас?
— Потом портье подтвердил это.
— Продолжайте, — сказал Карфакс.
— Через пятнадцать минут в мотеле не было уже ни меня, ни моих вещей. Одно такси довезло меня до ресторана в Шерман-Оукс, другое — до Тарзаны. Там я наняла автомобиль, уплатив наличными, и выехала на шоссе N_1. В Кармеле у меня друзья, я собиралась укрыться у них, надеясь, что Вестерну о них ничего не известно. И вдруг на одном из крутых поворотов...
— Я знаю, — сказал он.
— Я едва не погибла! Отказали тормоза. Машина неслась вниз, едва вписываясь в повороты, и единственной причиной, почему я не врезалась в машины на встречной полосе, было то, что никто не ехал навстречу...
Машина выписывала чудовищные кренделя, на последней кривой ее занесло. Как назло, лопнула шина, и автомобиль перевернулся. Он был полностью выведен из строя, но я, как ни странно, не получила ни одной царапины. Через некоторое время меня подобрал полицейский автомобиль и отвез назад, к ресторану. Так вот, на том месте, где я ставила машину, блестела лужа тормозной жидкости.
Я отказалась от медицинской помощи и приняла вместо этого пару рюмок виски. В это время подошел еще один полицейский и сказал, что да, действительно в моей машине был поврежден тормозной цилиндр. В этом нет никакого сомнения. И сделано это было на стоянке перед рестораном, потому что прежде тормоза были в полном порядке, а после ресторана я ими совсем не пользовалась до того злополучного спуска.
— И ни у кого другого, кроме Вестерна, не могло возникнуть желания убить вас?
— Ни у кого.
Пятьдесят очков из ста в вашу пользу, подумал он, а вслух произнес:
— Расскажите обо всем с самого начала, не то мы так и будем бродить вокруг да около. Вопросы я буду задавать потом.
— Хорошо. — Она вздохнула. — Вы знаете, что мой отец был профессором физики в Бигсурском университете, в Калифорнии?
— Я читал об этом в газетах. Между прочим, все, что мне известно по этому делу, я почерпнул в «Нью-Йорк Таймс». Местные газеты упоминали об этом лишь мельком.
— До того, как переехать в Бигсур, он преподавал в университете штата Калифорния в Лос-Анджелесе. Уже тогда, должно быть, отец работал над «Медиумом». Он проводил массу времени над уравнениями, чертежами, схемами, крохотными моделями тех или иных устройств — я видела это, когда приходила к нему в кабинет. А когда однажды спросила, над чем он работает, отец отшутился, сказав, что это будет величайшим открытием после сотворения мира.
— Считается, что эту фразу произнес Вестерн.
— "Медиум" — не единственное, что он украл у моего отца. Папа всегда хранил бумаги у себя в сейфе. Но когда мы переехали в Бигсур, он соорудил какое-то электронное устройство, небольшое по сравнению с «Медиумом», но пожирающее чудовищные количества энергии. Вы бы только взглянули на наши квитанции на электроэнергию...