Тамара и Давид
Шрифт:
— Уйди от меня, сатана! — глухо произнес Микель, видимо озадаченный словами Сослана, но вслед затем разъярился еще сильнее и вскричал! — Покайся, пока не поздно, ибо на тебе невинная кровь царевича Демны! По закону он должен был наследовать престол Иверии. Уйди от меня, цареубийца, дабы я не предал тебя анафеме!
— Ваши приспешники измыслили эту гнусную ложь, чтобы лишить меня права быть царем Иверии! — в запальчивости воскликнул Сослан, но, вспомнив, с какой целью он явился в храм, тихо закончил: — я пришел искать мира и не хочу вспоминать то зло, которое Вы причинили мне и царице.
— Нет мира между нами, — ответил коротко Микель. — «Не мир, но меч!»
— Не
Он отвернулся и, не заметив притаившегося в темной нише алтаря Абуласана, поспешно направился к выходу. Опустив голову и не глядя ни на кого, движимый горем и тоской, он покинул храм, за ним последовали сопровождавшие его рыцари. Они сели на коней и, едва протиснувшись сквозь плотные ряды богомольцев, быстро скрылись, сопровождаемые дружными и громкими возгласами одобрения и сочувствия.
После его ухода Абуласан вышел из своего убежища и начал тихо беседовать с, патриархом, предварительно заперев все двери и обеспечив себя, таким образом, от всякого неприятного вторжения.
— Ваше святейшество! — говорил он. — Мы слишком положились на благочестие царицы, не приняв в разумение, что по молодости лет она будет избирать себе жениха, внимая голосу страстей, а не рассудка. Попечение о благе отечества нашего настоятельно требует, чтобы мы, не медля, приняли все меры к обеспечению спокойствия и порядка в государстве. Крамольник не остановится перед тем, чтобы поднять восстание в столице, а царица может встать на его защиту.
— Царица — послушная дщерь церкви. Она не преступит наших повелений, — внушительно ответил патриарх. — Что делают западные отцы церкви, то сделаем и мы властью, данной нам свыше. Собери всех, кто печется о благе отечества, сегодня вечером в моих покоях, но собери людей испытанных, верных, коих присутствие приведет к единомыслию, а не покорству. На сем совещании мы изберем достойного супруга нашей царице, незапятнанного, могущего с честью наследовать престол Иверии.
— Подобное совещание предпочтительней собрать не торопясь, тщательно подумав и подыскав подходящего жениха для царицы, — промолвил Абуласан. — Известно, сколько достойных людей ищут руки царицы, сколько влюбленных царевичей потеряли из-за нее головы, необходимо сыскать такого человека, который был бы всецело обязан нам своим избранием и не выходил из нашего повиновения. Следует избрать единоверца, вроде Поликарпа, сына греческого императора, который больше думал бы о своей любви к царице, чем о делах государства, о которых мы сами позаботимся.
— Трудное ты затеял дело! — сокрушенно вздохнул Микель и опустил голову. Замужество царицы всегда представлялось ему неразрешимой задачей, так как ни один жених не мог удовлетворить требований патриарха, который хотел иметь в одно и то же время послушного царя и строгого мужа, могущего держать в своих руках царицу и оказывать на нее влияние. Он меньше всего интересовался мнением самой царицы, полагая, что она должна принести свою личную судьбу в жертву интересам государства.
— Поликарпа не избирай, — прибавил Микель, — он суеслов и тщеславен. Сын покойного императора Андроника, царевич Алексей, покорен, но без ума. В случае нужды можно избрать и его, благо он под рукой.
Абуласан вздохнул, зная, что царица никогда не согласится выйти замуж за слабовольного и неказистого греческого царевича, которого она из милости держала при своем дворе, спасая от преследований нового византийского императора Исаака, убийцы его отца Андроника.
— Царица в летах, ей исполнилось
— Кто может удалить человека, который подобен тигру и по силе и храбрости не имеет равного? — с живостью возразил Абуласан и прибавил: — Заметили ли вы, Ваше святейшество, что Гагели открыто вместе с ним явился в церковь? Он издавна отличался вольномыслием, уста его полны злословия и кощунства, многие через него впали в соблазн и непокорство.
— Святая истина, — подтвердил Микель. — Но скажи мне, на кого мы можем положиться? Кто может служить опорой в такое смутное время? Чиабер? Двоедушен в мыслях, и на совести его лежит предательство. Не подобает забывать, что он был приближенным покойного царевича Демны и во время восстания первый изменил ему и перешел на сторону Георгия III. Темное дело, о чем до сей поры не могу вспомнить без содрогания!
— Не беспокойтесь, Ваше святейшество. У нас есть опора — Русудан, — утешил его Абуласан. — Она имеет влияние на царицу и не питает особого расположения к царевичу, хотя воспитывала его наравне с племянницей. Она больше всего боится смуты и недовольства в государстве и не допустит, чтобы царица затеяла ссору с Вашим святейшеством из-за любви к царевичу.
— Хорошие мысли приятно и слушать, — благосклонно произнес Микель. — Иди с миром. Благословляю тебя и разрешаю!
И он поднял руку, привычным жестом благословил Абуласана и отпустил его. Он вполне полагался на опытность своего советника, который действовал всегда мягко, осмотрительно, зато наносил противнику удары меткие и сокрушительные.
Абуласан вышел от патриарха крайне встревоженный.
Патриарх, оставшись один, впал в тяжелое раздумье. Хоть он и был убежден в виновности царевича Сослана в убийстве наследника престола Демны и эта уверенность как бы вынуждала беспощадно преследовать и подвергать изгнанию жениха царицы, тем не менее последняя беседа с ним в алтаре произвела на патриарха сильное впечатление и заставила поколебаться в своем мнении. Микель был человек с фанатическим складом ума и считал своим долгом охранять чистоту церковных уставов и канонических правил и не отступать в борьбе с нарушителями закона и нравственности. Этой чертой его характера пользовались наиболее умные и тонкие его последователи и сторонники, вроде Абуласана, и разжигали в нем искру той пламенной ненависти к врагам церкви, что заставляла его иногда применять самые жестокие меры воздействия против мнимых нарушителей закона. Огонь этой ненависти сторонники Абуласана очень искусно направили против Сослана, приписав ему загадочное убийство царевича Демны и стремление захватить престол в Иверии.
Микель всегда действовал прямолинейно, без колебаний, не вдумываясь в последствия, к которым приводила его крутая расправа с противниками. Впервые почувствовал он раздвоение в мыслях и острое сомнение в правоте своих проступков.
Микель глубоко вздохнул и промолвил про себя:
— Суета сует и всяческая суета, — затем он погрузился в чтение правил, готовясь к завтрашнему богослужению.
Между тем народ, почуяв что-то неладное, долго не расходился. Нашлись предсказатели, вещавшие о временах страшных и лютых, о княжеских междоусобицах, нашествии иноплеменников, напоминавшие народу о гибели царевича Демны и о том ужасном восстании, которое потрясло всю Иверию в конце царствования Георгия III.