Тамерлан. Завоеватель мира
Шрифт:
После стычки в Термезе я отправился в Афганистан через Пакистан. Без особой надежды на успех я пробирался по пустынным коридорам Кабульского университета, построенного в 1960-х годах приверженцами кубизма. Я намеревался встретиться с профессором Абдулом Баки, единственным в Афганистане специалистом по Тимуру, пожилым человеком с большим носом, толстыми губами и почтенной белой бородой.
Когда я спросил профессора, какие секреты Тимура город все еще хранит, он печально улыбнулся. «Я боюсь, вы мало что найдете в Кабуле» — таков был ответ. Древняя крепость Балар-Хиссар превратилась в военную базу, закрытую для посетителей. То немногое, что Тимур построил в этом городе, давно исчезло.
Мое разочарование было очевидным. Повисла долгая тишина.
Но наконец профессор добавил: «Вы знаете, все-таки есть одно место, которое вам стоит повидать, пока вы здесь. Идите в Сады Бабура.
Заложенные в середине XVI века Сады Бабура занимают большой прямоугольный участок земли на западных склонах горы Шер-и-Дарваза. Это одно из самых великолепных мест в городе, и сады сразу заставляют вспомнить культурные памятники Тимура. Сегодня они дают ценную возможность представить себе, как выглядел Кабул во времена расцвета династии Тимуридов. Это образец естественной красоты, лишенной следов переусложнения, триумф эстетического вкуса, который идеально гармонирует с его грандиозным размахом.
С того момента, когда в 1504 году Бабур захватил Кабул и сделал его своей первой столицей, он пылко полюбил этот город и даже приказал похоронить себя в его садах. Его мемуары могут дать возможность заглянуть в мир последних Тимуридов, и многие страницы в них посвящены Кабулу, Климат в городе был превосходным: «Если есть в мире такое же приятное место, я его не знаю. Даже в жару никто не мог спать ночью без шерстяного покрывала. Там имелись прекрасные местные вина, «известные своей крепостью». Как и его мирозавоевательный прапрадед, Бабур прославился своим пристрастием к выпивке. Без тени смущения он описывает один из вечеров, когда выпил столько вина, что едва мог усидеть на лошади. «Наверное, я был совершенно пьян, так как на следующий день мне сказали, что мы влетели в лагерь галопом, отпустив поводья и размахивая факелами, но я ничего этого не могу вспомнить».
В те дни, когда Бабур не занимался дегустацией местных вин, он превращался в натуралиста-любителя. Ему удалось насчитать 32 различных вида диких тюльпанов в горах, он восхищался плодородием полей и садов, в которых в изобилии произрастали «виноград, гранаты, абрикосы, яблоки, айва, груши, сливы, миндаль и грецкие орехи». Апельсины, лимоны, ревень и сахарный тростник также росли повсюду. Дров также хватало. По всему городу и в окрестных деревнях, на склонах гор, увенчанных снежными шапками, птицы наполняли воздух своими песнями. Это были соловьи, цапли, дикие утки, дрозды, голуби, сороки и, прежде всего, журавли, «величественные птицы, собирающиеся в огромные стаи, просто бесчисленные». В бурных водах реки Кабул и ее притоков на отмелях рыбаки раскидывали сети, и улов оказывался прекрасным. Одно место из рукописи Бабура должно было представлять интерес для его потомков. Город находился на важном караванном пути и «был прекрасным торговым центром. Каждый год в город приходило 10000 и даже более лошадей из Хиндустана. Огромные караваны каждый год доставляли рабов, белоснежные одежды, сахар-сырец и сладости, благовония. Многие купцы зарабатывали в три-четыре раза больше, чем потратили. В Кабуле можно было найти товары из Хорасана, Рума, Ирака и Китая, а также собственные товары Индостана».
Новые парки, дворцы и мечети возникали во время правления Бабура, и он так же старался сделать город прекрасным, как Тимур заботился о Самарканде. На большом холме, названном Четыре Сада в память о Самарканде, который он покинул, было посажено множество деревьев. Один из них, названный Великим Садом, был разбит внуком Тимура Улугбеком. Бабур выкупил его у владельца и детально описал в своих мемуарах. Река сбегала с горы,
«а по обоим берегам росли зеленые сады, восхитительные и прекрасные. Ее воды настолько чисты и холодны, что их никогда не приходится смешивать со льдом для питья. Вокруг этого места огромные платаны раскинули свою тень, и сидеть под ними крайне приятно. Тут же пробегает журчащий поток, достаточно сильный, чтобы вертеть мельничное колесо. Конечно, я приказал выпрямить его русло… Еще ниже был фонтан, названный Три Верных Друга, на холмиках вокруг него росли дубы… По пути вниз на равнину от этого фонтана во многих местах росли цветущие аргваны <дерево багряник>, которые в этой стране можно встретить повсюду… если где-то в мире и есть место, способное соперничать в красоте с этим, когда аргваны в полном цвету, и желтое перемешивается с красным, я его не знаю».
В конце 1977 года Нэнси Дюпре, специалист по культурному наследию Афганистана, писала с восхищением о Садах Бабура:
«Войдя туда, первое, что замечаешь, — очаровательную летнюю беседку, построенную эмиром
Два десятилетия боев неузнаваемо изменили это место. Описание Дюпре словно сделано в каком-то ином мире. Сады Бабура теперь не более чем гигантская пустошь на склоне, возвышающемся над полуразрушенным городом. Снаряды и мины изуродовали парк, воронки заменили цветочные клумбы. Аккуратные лужайки, которые сбегали к самому городу, просто исчезли. Некогда величественные платаны превратились в зазубренные пни, их срубили и распилили на дрова.
Моим гидом по садам был Шукур, афганец лет тридцати. Он бежал в Пакистан после того, как его родители погибли при ракетном обстреле Кабула 16 лет назад. Он сказал, что регулярно посещал сады вместе с семьей, но не возвращался в столицу после гибели родителей. Увидеть размеры разрушений в любимых садах Бабура стало для него сильнейшим шоком. Когда мы осматривали царивший там разгром, у него на глазах навернулись слезы. «Здесь раньше были платаны, — сказал он, указывая на зазубренные пни. — А тут были клумбы с цветами, и повсюду росли кустарники. Многие семьи приходили сюда отдохнуть вечером и в выходные. Это было прекрасное место. Но все пропало. Война убила все это».
Мы двинулись дальше по пустынному склону к могиле Бабура, которая находилась рядом с поврежденной мраморной мечетью, построенной в 1646 году могольским императором Шах-Джаханом. Неподалеку находился пустой плавательный бассейн со сломанным трамплином. В 1990-х годах летний павильон, очаровавший Нэнси Дюпре, был разрушен во время военных действий.
Сама могила состояла из простой мраморной плиты на небольшом возвышении, поцарапанной случайными пулями. На ней были начертаны слова:
«Только эта мечеть красоты, только эта церковь благородства, построенная для молений святым и явления херувимов, достойна стоять в столь уважаемом убежище, как эта дорога архангелов, эти небесные дали, этот светлый сад богоизбранного короля-ангела, который покоится в этом божественном саду, Захируддина Мухаммеда Бабура Завоевателя» [75] .
75
Согласно другой эпитафии: «В году 937, шестого первого джема-ди (26 декабря 1530 года), когда император был в Шар Баге (сад возле Агры), который он разбил, он тяжело заболел и вскоре послал прощание этому бренному миру. Достаточно сказать, что он обладал восемью важными качествами: трезвым суждением, благородными амбициями, искусством победы, искусством управления, искусством добиваться благосостояния своих людей, талантом мягкого правления, способностью завоевывать сердца своих воинов, любовью к правосудию». Прим. авт.
Бабур очень тщательно выбрал место своего погребения. Отсюда открывается прекрасный вид на город. Война изуродовала эту картину, многие здания, которые виднелись на горизонте, превратились в обгорелые скелеты, которые уже нельзя восстановить. Далеко под нами на равнине вырисовывались темные очертания разрушенного ракетами университета Хабибия. В здании можно было видеть такое множество пробоин, что оно напоминало дуршлаг. Чуть далее виднелся опаленный войной дворец Даруламан, построенный для короля Амануллы-хана в 1933 году. Однако, несмотря на все это, Кабул все-таки сумел сохранить свою естественную красоту. Под безгрешным голубым небом дымка тумана медленно поднималась из долины к кольцу гор, образовывающих ожерелье города. Совсем недавно здесь бушевали бои, но яркие пятна зелени намекали, что парки и сады пережили разгром. А река Кабул лениво струила свои воды через город так же, как это было 2500 лет назад, когда он был основан.
Бабур просил ничем не закрывать его могилу, чтобы на нее мог падать дождь, и солнце могло освещать ее. Долгое время после того, как его афганская жена Биби Мубарика (Благословенная госпожа) Юсуфзаи привезла его тело обратно из Агры в Кабул, его наказ соблюдался. Но при правлении короля Надир-шаха (1929—33) над могилой была установлена мраморная стела, а также беседка, чтобы укрыть ее от непогоды. Ирония судьбы заключается в том, что последние бои помогли исполнить волю Бабура. Артиллерийским огнем крыша была почти полностью разрушена, и сейчас в ней дыр больше, чем черепиц. Это совершенно неподходящий памятник столь заслуженному человеку, однако он, по крайней мере, уцелел.