Тамерлан. Завоеватель мира
Шрифт:
Помимо базаров Ибн Баттута отметил три больших мечети, которые некогда принадлежали халифам Аббасидов — мечети VIII века Мансура и Русафаха и мечеть Султана, построенная в XI веке. Он восхищался двумя мостами Багдада, «по которым люди гуляют и днем и ночью, мужчины и женщины. В городе имеются одиннадцать кафедральных мечетей, восемь на правом берегу и три на левом, а также множество других мечетей и медресе, но только последние превращены в руины».
Если судить по его описанию, то Ибн Баттута проявил больше интереса к городским баням, чем к его историческому наследию. «Бани Багдада многочисленны и хорошо построены. Большинство из них раскрашено, так, что создается впечатление черного мрамора». Далее марокканец пускается в пространные рассуждения, одобрительно замечая, что видел «множество частных бань, каждая из которых имеет в углу бассейн с двумя трубами для горячей и холодной воды».
Несмотря на все погромы недавнего времени, к моменту появления Тимура Багдад все-таки оставался довольно внушительным городом. Современник Ибн Баттуты, географ Хамд Аллах Мустафи аль Казвини описывает его стены, расположенные вокруг западной и восточной частей города, как два полукруга на берегах реки Тигр длиной 12000 и 18000 шагов соответственно.
Алеппо и Дамаск пали под натиском войск Тимура. Но Багдад просто не мог противиться неизбежному. Покинув Сирию, армия Тимура после серии форсированных маршей подошла к цели. Был отдан приказ окружить город, и воины начали строить лагеря на обоих берегах Тигра. Хотя Багдад был более шести миль в диаметре, говорит Язди, огромная армия легко окружила его. Через реку был сооружен наплавной мост из лодок, и ниже города по течению расположились лучники, чтобы помешать жителям бежать. Выше по реке Мираншах и Шахрух перекрывали подходы к городу.
Жители Багдада совершенно неожиданно для себя выяснили, что город находится в плотной осаде. Лето было необычайно жарким. Жара была такой страшной, что, как говорит хроника, птицы падали мертвыми на лету, а вооруженные воины таяли, словно воск. Глядя на бесчисленную армию Тимура, стоящую лагерем вокруг города, «растерянные жители больше не считали его домом мира, а уж скорее дворцом битвы и раздоров». Охваченные паникой горожане пытались как-то укрепить рушащиеся стены. Принцы и амиры Тимура упрашивали его дать приказ на общий штурм, однако он отказал. Язди объяснял (скорее всего безосновательно), что это было сделано потому, что он ждал, что жители проявят здравый смысл, и потому, что разрушать столь прекрасный город он считал позорным.
После шести недель осады выдался такой жаркий день, что защитники надели свои шлемы на копья позади парапета, а сами бросили посты и разошлись по домам. Именно тогда император отдал своим воинам приказ идти на штурм. Отважный Шейх Нур ад-Дин первым взобрался на стену по приставной лестнице, неся знаменитое знамя Тимура с лошадиным хвостом и полумесяцем. Многие жители в отчаянии бросились в Тигр, но их перестреляли ожидавшие лучники. Правитель города и его дочь пытались спастись на лодке, однако она перевернулась. Оба утонули в бурном Тигре.
Багдад снова принадлежал Тимуру. Чтобы отметить взятие города, который доставил ему столько хлопот, Тимур отдал один из самых жестоких приказов, так как был взбешен потерей множества воинов. Город не мог ожидать пощады. Каждый солдат должен был принести ему голову горожанина. Арабшах говорит, что Тимур потребовал по две головы от каждого воина, и описывает все происшедшее далее.
«Они приносили головы поодиночке и толпами, и заставили реку Тигр выйти из берегов от потоков крови, бросая трупы на берегу. Они собирали головы и строили из них башни… Некоторые, которые не могли найти жителя Багдада, отрубали головы сирийцам, которые были с ними, и другим пленным. Иные, которым требовались головы мужчин, отрезали головы женщинам на брачном ложе».
Только религиозным лидерам и ученым была дарована пощада. Они получили новые одежды, свежих лошадей и право спокойно выехать из Багдада.
Затем пришел приказ разорить каждый дом. Пощадили только мечети, училища и лечебницы, утверждает Язди, хотя после всего происшедшего в Дамаске и гибели мечети Омейядов это кажется сомнительным. Рынки, караван-сараи, монастыри, дворцы и бани скрылись в дыму. Как говорит Алкоран: «Дома нечестивых низвергнуты по воле Бога».
Тигр покраснел от крови, и воздух наполнила вонь разлагающихся трупов, а Тимур спокойно отплыл вверх по реке к могиле имама Абу Ханифа, находящейся в восточном Багдаде, — изящной маленькой часовне, увенчанной белым куполом. Он хотел испросить заступничества у этого святого. [91] Пока Тимур молился, его воины завершали складывать 120 пирамид из отсеченных голов вокруг опустошенного города. То, что Арабшах назвал «паломничеством опустошения»,
91
В X веке существовали четыре основные школы исламского закона, основанные на коране, хадисах и толкованиях улемов. Абу Ханифа основал систему юриспруденции ханифитов, которая искала пути приложения догматов исламского закона к повседневной жизни. На практике это толкование исламских законов было довольно терпимым к различиям в течениях мусульманства и не делало больших различий между кораном и сунной (традициями пророка). Прим. авт.
Исторические хроники ничего не говорят о чувствах воинов Тимура, которые маршировали на север от Багдада, чтобы стать на зимние квартиры в Карабахе. Облегчение и радость, мы можем быть уверены, смешивались с горечью и усталостью. Среди них было много раненых, их жизнь теперь зависела от милости Всевышнего. Далеко не всем предстояло дожить до следующего похода. Но кое-кто чувствовал себя нормально. Им удалось хорошо поживиться при разграблении города, и теперь их лошади едва плелись под грузом добычи. Некоторые получили повышение прямо на поле битвы. А кто-то просто возвращался домой.
Еще раз татарские орды Тимура принесли ему победу, как он и приказал. Когда император ехал к кавказским зимовкам, он мог с гордостью оглядывать свою армию. Тимур мог бы сказать: «Воинов, своих и противника, я уважал. Тех, кто продает безмятежное счастье за бренную славу, кто бросается в гущу битвы и убийств, кто рискует жизнью в час опасности».
И теперь они надеялись на приятный отдых. Пиры, выпивки, различные удовольствия плоти — все это ждало их на тучных пастбищах Карабаха. Но в голове неутомимого Тимура уже рождались новые мысли. Как всегда, блестящий игрок на мировой шахматной доске все рассчитывал на ход вперед. Он уже давно собирался начать войну против самого сильного своего противника. Первые стычки уже состоялись. Хотя простые воины и не сознавали этого, час опасности стремительно надвигался.
Глава 9
БАЯЗИД МОЛНИЕНОСНЫЙ
1402 год
Сражаться привычно для нас, вступить в бой — наша цель, сражаться за веру — наша задача. Законом настоящей войны является утверждение дела Аллаха Всемогущего… Наши воины отдадут жизни и здоровье за Аллаха, и многие из них попадут в рай.
…Хвастливы турки:
Спесивец этот громко похвалялся,
Что с войском за тобой ко мне придет!
Увы, султан, ты слишком слабосилен,
Чтоб с мощью Тамерлана в бой вступить!
В последние месяцы похода, когда его армии предавали огню и мечу Алеппо, Дамаск, Багдад, Тимур отнюдь не пренебрегал и дипломатическими маневрами. Послы и гонцы сновали взад и вперед по дорогам Азии, стараясь защитить интересы завоевателя и подорвать позиции оттоманского султана Баязида I. Они посещали Мануила II изгнанного византийского императора, который бежал из осажденного османами Константинополя в Трапезунд в северной Турции, и там подтвердил, что покоряется Тимуру. Татары потребовали от него выставить двадцать военных галер для участия в будущих битвах. Такие же требования были направлены в христианский Константинополь, находившийся временно под управлением племянника Мануила регента Иоанна, а также генуэзцам в Перу на Босфоре. Представлявший католическую Европу Иоанн Султанийский, которого папа Бонифаций IX в 1398 году назначил архиепископом Востока и Эфиопии, прибыл к татарскому владыке с дружеским посланием от короля Франции Карла VI. При всем своем стремлении стать величайшим защитником ислама, заслужить титул гази, борца за веру, здравый смысл Тимура подсказывал ему прагматичную линию поведения. Он не брезговал сделками с неверными, если это сулило выгоду.