Тамерлан
Шрифт:
На юге противниками Тимура были Музаффариды – последняя персидская династия, правившая в Фарсе и Исфахане. Тимур взял Исфахан, пощадив (!) жителей, но они, восстав, перебили его гарнизон. После этого Исфахан был уничтожен, а из голов убитых построены вышеназванные пирамиды. Однако Музаффариды продолжали сопротивление. Тимур подошел к Ширазу, у стен которого храбрый султан Музаффарид намеревался лично сразиться с эмиром, но был убит прежде, чем смог прорваться к своему врагу. С пребыванием Тимура в Ширазе связан один весьма примечательный эпизод. В этом городе жил Хафиз, величайший поэт, славившийся на весь мусульманский мир. Среди прочих своих творений он написал и такое любовное четверостишие:
Если эта прекрасная турчанкаПонесет в руках мое сердце,За ее индийскую родинкуЯ отдам и Самарканд, и Бухару.Тимур, конечно, знал эти стихи. И вот, взяв Шираз, он сел на ковре в центре площади среди моря крови, боли, ужаса и отчаяния: гулямы [7] (здесь – профессиональные воины) грабили дома, гнали пленных, насиловали женщин и вырезали
7
У слова «гулям» есть и другое значение – «мальчик» – раб для секс-услуг, который впоследствии становился доверенным лицом, охранником или чиновником при своем господине.
Но вернемся к легендам о вопиющей жестокости великого завоевателя. Есть другая история о том, что в 1389 году в хорасанском городе Себзеваре Тамерлан якобы приказал своим воинам закладывать битым кирпичом и известью брошенных в канавы живых людей, возводя таким образом «стонущие стены». В городе Себзеваре 2000 связанных пленников были сложены штабелями в виде башен; человеческие тела перекладывались кирпичами и глиной. В 1398 году во время похода в Индию Тимур будто бы приказал истребить 100000 сдавшихся в плен индийских воинов, так как их трудно было доставить в Среднюю Азию. А в 1401 году в один день (!) при взятии Багдада было якобы убито 90000 человек, и из их голов сооружено чуть ли не 120 башен (пирамид). Множество подобных башен по приказу Тимура было вроде как построено в Индии после падения Дели. По еще одной версии, при взятии египетского города Халеб Тимур, пообещав не пролить ни капли мусульманской крови, вырезал исключительно одних христиан. Мусульман же живьем закопал в землю, чем «сдержал» свое обещание. Другая легенда гласит, что даже под троном Тамерлана находилась малая пирамида, сложенная из черепов поверженных им властителей. Именно информация о пирамидах Тамерлана вдохновила выдающегося художника Василия Верещагина на написание картины «Апофеоз войны» (экспонируется в Третьяковской галерее), где на фоне пустынного пейзажа мы можем видеть пирамиду из человеческих черепов. Первоначально художник намеревался назвать картину «Триумф Тамерлана», однако предпочел придать ей более масштабное значение, написав на раме «Апофеоз войны» и добавив: «Посвящается всем великим завоевателям, прошедшим, настоящим и будущим». И было почему: сам Верещагин встречал во время своей туркестанской экспедиции (1867–1868) подобные пирамиды, вот только, правда, других «строителей» – его современников, среднеазиатских ханов. В одной арабской книге упоминается имя некоего Хоздала Хулу бека, которому якобы принадлежала гора Цебе-Меэ и что местное население было изгнано оттуда воинами-мусульманами. Те, кто не успел бежать, были перебиты, сброшены в ямы и засыпаны землей. Это предположение основывается на легенде, которая гласит, что Тамерлан захватил и разорил Аркас. В бою почти все мужчины погибли. Женщин захватчики связывали по рукам и ногам, клали на землю, а на их обнаженную грудь сыпали горящие угли. А все за то, что те, переодевшись в одежды погибших мужчин, храбро сражались против завоевателей. Но несмотря на эту страшную расправу, на пятые сутки после падения старого Аркаса оставшиеся в живых женщины города снова переоделись в мужскую одежду, взяли оружие и неожиданно ударили по войску Тамерлана. Они так самоотверженно сражались, что на их усмирение полководцу понадобилось еще два дня. Кроме всего прочего в предании говорится о том, что некая девушка из Аркаса через дымоход проникла в дом, где остановился Тимур, убила трех его телохранителей и расправилась бы с ним самим, если бы другие воины не встали на защиту своего эмира. Завоеватель пришел в такую ярость, что приказал загнать всю оставшуюся часть женского населения города, в том числе детей и старух, в один дом и сжечь заживо. Как бы теперь сказали, приговор был приведен в исполнение немедленно…
Жуткая история. Практически противоречащая «Уложениям» Тимура от начала до конца. С другой стороны, доказать подлинность происхождения самих «Уложений» да и особенно автобиографических записок, будто бы «открытых» в XVII веке, мы тоже не имеем никакой возможности, но как можно принять на веру сообщения о злодеяниях Тамерлана, если мы знаем, что во время чудовищной Варфоломеевской ночи 24 августа 1572 года католики в Париже с яростью, которой можно только ужаснуться, вырезали своих «братьев во Христе» и смогли уничтожить лишь три тысячи гугенотов?.. А по всей Франции (!) истребили тогда немногим более 30 ООО. Причем к этой операции католики готовились долго и тщательно. Тимур же со своим войском спонтанно уничтожал сотни тысяч человек! Кроме того, не следует забывать, что люди тогда были обыкновенной добычей, которую можно было выгодно продать! Рабы – это деньги! Кто же будет своими руками уничтожать собственное имущество? Зачем Амиру Тимуру было резать мирных жителей, если он всегда, без особых усилий, мог продать их в рабство?
Ну а во-вторых – что касается физических страданий Великого эмира: пытаясь объяснить вопиющую «жестокость» Тимура участившимися болями в раненых руке и ноге, мы просто породим некую жалкую психопатичную личность, которая, ощутив дискомфорт в конечности, тут же принимает решение с особой жестокостью вырезать сотни тысяч человек, после чего убить уйму (драгоценного!) времени и (не менее драгоценных) сил своих (тщательно перед этим отобранных и подготовленных для боевых действий!) солдат на сооружение «небоскребов» из голов и тел несчастных жертв собственного плохого самочувствия.
Что же касается предположения о «дурной» наследственности Тамерлана (базирующейся, вероятно, на факте сумасшествия Мираншаха) – не проще ли объяснить жестокое, даже если оно и было таковым, обращение с людьми сыновей и внуков великого завоевателя не генетической патологией, а элементарной распущенностью и безнаказанностью отпрысков знатного родителя, избалованных не заслуженным лично успехом чад? Разве подобное явление – редкость в мировой истории или повседневной жизни многих наших современников?.. Ведь ни у кого из детей полководца, в отличие от него самого, не было необходимости собственным «горбом» зарабатывать свое положение. И власть, и слава достались им от их отца, безусловно, великого человека. Так это или нет, знают, к сожалению, только Тимур и его потомки. Нам остается лишь предполагать. Кстати говоря, Шахрух был явно не единственным исключением из череды «жестокосердных» наследников Тамерлана. Внук императора Улугбек, безусловно выдающийся правитель и достойный человек, вообще заслуживает отдельного разговора.
А боль?.. Да. Великий эмир чувствовал боль. Он чувствовал ее почти постоянно. За долгие годы она стала частью его существа. Он так свыкся с нею, что уже не мог представить свою жизнь вне ее. Она терзала его днем, терзала ночью, терзала во сне, терзала наяву. И совсем не в давней ране, сделавшей его хромцом, было дело. Эта рана, беспрестанно кровоточащая рана его души, была получена в самой тяжелой, самой опасной и самой безнадежной битве, имя которой – человеческая жизнь. И чем больше проходило времени, чем больших высот достигал Великий эмир, тем мучительней и болезненней она становилась. Изо дня в день, из года в год в сознании Тимура крепло понимание того, что все его завоевания, все то, чего он добился, ровным счетом ничего не стоит. И что эта жизнь будет единственной битвой, в которой он никогда не сможет победить. Возможно, тесные отношения с опальными философами, а может, нечто иное, порожденное его собственной душой, посеяло горькие зерна этого тяжкого понимания, которые, пустив глубокие крепкие корни в сознании полководца, из года в год стали давать все более обильный урожай. Слышал ли Тимур о Сократе, о других великих мыслителях древности, которые всю свою жизнь пытались постичь тайну человеческого бытия, но постигли только то, что жизнь – это лишь пыль на дороге? Один порыв ветра – и ничего не осталось… Конечно, слышал. Путешественники, дервиши, факиры, ученые мужи со всех концов земли приходили к эмиру и говорили с ним о вещах, для многих недоступных. И Тимур втайне завидовал Чингисхану, которого не прельщали подобные встречи, не мучили подобные вопросы, не терзали подобные сомнения. А может быть, терзали?..
Тимур знал, какие слухи ходят о нем по миру. Они были порождением человеческого страха, который почти всегда возникает у слабого перед сильным, не более того. И, порой, играли ему на руку. Поэтому он не намеревался бороться с ними, хотя подобное положение вещей его и не радовало. Всю свою жизнь Тимур провел на острие меча. Тот, кто думает, что такой груз ответственности, какой лежал на плечах эмира, – легкая ноша, – ничего не знает о жизни. «Надевая на себя царский плащ, я тем самым отказался от покоя, какой вкушают на лоне бездействия, – говорит Тамерлан в своих «Уложениях». – Я знал состояние народа… состояние населения каждой отдельной области, – продолжает он, – Я смотрел на знатных – как на братьев, а на простых людей – как на детей. Умел приноровиться к нравам и характеру жителей каждой области и каждого города… Милосердие также имело место в моем сердце… Я всегда с уважением относился к солдатам, сражались ли они за, или против меня. Да и не обязаны ли мы признательностью людям, которые жертвуют продолжительным счастьем приходящим благам? Они бросаются в бой и не щадят свою жизнь среди случайностей… Я никогда не поддавался мстительности. Я предоставлял своих врагов правосудию Повелителя Вселенной… Добрым я воздавал добром, злых предоставлял своей участи… Открытое лицо, милосердие и доброта доставляли мне любовь народа Божия; я, друг правосудия, приходил в ужас от притеснений и жестокости…»
Был ли он зверем на самом деле?.. Иногда Тимур задавал себе этот вопрос. Разве зрелище пыток и казней доставляло ему удовольствие?.. Разве, когда по его приказу плененному врагу во время допроса лили на голову кипящее масло, ему нравились душераздирающие вопли несчастной жертвы или ему хотелось на это смотреть?.. Нет, но он был солдатом на войне. А так поступали все, кого он знал. Так поступал великий Чингис, так поступал его отец, так стал поступать и он сам. Да, он был строг, а порой и беспощаден. Но он был воином. И не мог иначе. Он творил зло во имя добра. Или того, что считал добром. Да и что такое, на самом деле, зло и добро? И кто он такой, чтобы судить об этом? Про то одному Аллаху ведомо…
Трудно ли представить, что подобные размышления беспокоили разум Великого эмира? К примеру, дивными вечерами, когда нещадная дневная жара сменялась спасительной прохладой, когда мириады ярких звезд высыпали на небе и освещали землю призрачным светом, а из отдаленных оазисов веяли тонкие ароматы цветущих растений… Когда завороженный и очарованный человек начинал чувствовать себя ничтожным и мелким в сравнении с небесным и земным величием, с безраздельным могуществом Всевышнего… Пожалуй, нет. Близкое общение с учеными, интерес к философии, несмотря даже на то, что она была вне закона, практически гарантируют это. Что же до отношения к людям вообще – как уже было сказано выше – Тимур ценил людей и умел дорожить ими, и сейчас неважно даже, что причиной этого были не высокие душевные порывы, а элементарная корысть, о чем он сам откровенно говорит в своих «Уложениях». Он берег их жизнь для того, чтобы они берегли его власть. Вполне взаимовыгодный обмен… Многие из первых примкнувших к нему воинов были выходцами из простого народа, птенцами, вскормленными в гнезде Тимуровом. И если бы по отношению к кому-нибудь из них когда-то он проявил незаслуженную жестокость или повел себя с ними несправедливо, возможно, на месте эмира сидел бы не Тамерлан, а кто-то другой. Тимур всегда помнил об этом. Как и о том, что сегодняшний враг может стать завтрашним другом. И наоборот. «Полный внимания и осторожности к своим врагам и друзьям, я держался мудрой политики переносить терпеливо их речи и поступки… Опыт, который я вынес из превратностей судьбы, научил меня, как нужно поступать с друзьями и с врагами». Если эти тексты действительно надиктованы Великим эмиром, нет повода не верить его словам.