Тамплиеры и другие тайные общества Средневековья

Кейтли Томас

Дух свободы покинул пределы Греции задолго до того, как первые христианские миссионеры начали проповедовать свою веру среди ее жителей. Однако присущие грекам особенности характера были еще живы, а способность рассуждать сильна. Более того, они все еще имели склонность к практичной и приземленной религии, которая была свойственна им. Усиливающийся имперский деспотизм с каждым днем подавлял и ослаблял все больше и больше воинственный дух, который они демонстрировали во времена своей свободы. Для них не осталось никакой сферы деятельности, кроме философии и религии. Первую, которая для них всегда являлась предметом восхищения, греки ухитрились развить почти до совершенно невразумительного мистицизма. В этой форме он быстро распространил свое пагубное влияние на новую веру, которая, помимо этого, сама еще больше подверглась метаморфозам и сменила свой внешний вид под воздействием дуалистической системы Персии. Тем временем пришедший с Востока дух аскетизма, сопровождавшийся робостью, порожденной давлением деспотизма, заставил греков исказить смысл Библии и превратить христианство в трусливо раболепствующее

суеверие. Когда император Никифор Фока пытался вселить в своих подданных воинственность и фанатизм и поднять их на энергичные действия против сарацин, епископы ответили на его призывы, процитировав канон святого Василия, который велел тем, кто убил врага в битве, воздерживаться в течение трех лет от участия в таинстве причастия. Священник небольшого городка в Силише как-то читал проповедь, когда ворвалась банда сарацин и начала грабить дома. Не теряя времени на то, чтобы снять с себя облачение священника, он схватил топор, который в церквах на Востоке часто заменял колокол, и, бегая среди нехристей, так усердно работал своим оружием, что заставил их спешно обратиться в бегство, чем и спас город. Какова же была награда этому отважному священнику? Он был осужден своей епархией, ему запретили исполнять свою духовную миссию и настолько дурно обращались с ним в других отношениях, что он сбросил свою рясу и ушел к сарацинам, чьи воинственные и деятельные качества лучше сочетались с его человеческой натурой. Когда участники Первого крестового похода начали прибывать в невероятных количествах в Константинополь, греческий император и его подданные были не в состоянии заставить себя поверить в возможность того, что именно религия привела в действие столь удивительные перемещения. Просто в их умах религия и использование оружия были малосочетаемыми вещами.

У западных народов все было по-другому. Среди них ведущую часть, задававшую тон всей остальной массе, составляли расы готов и германцев, чьи бесстрашные полчища в клочья разметали изношенные основы Западной империи. Поклонявшиеся в своих родных лесах Тору и Одину, а также другим божествам Вальхаллы, они не признавали ничего, кроме мужественной смерти в бою, которая позволит вкусить небесной свинины и медовухи, ежедневно воцарявшихся на их столах в земной жизни, их повадки, настроения, все их существование имело воинственный характер, и этот дух они вселили в религию, принятую от покоренных римлян.

Внеся подобное изменение в ее характер, они воспользовались еврейской частью Священного Писания, которою во все века злоупотребляли те, кто был мало знаком с ее истинным характером и назначением, для совершения изуверств и травли. Религия Западной Европы начиная с V века приобрела воинственный завоевательный характер. Мечом король Карл I Великий обратил в христианство языческих саксов, его преемники задействовали меч против диких вендов, огнем и мечом Олаф Трюггвасон распространял христианство на Севере. В предыдущие времена подобный метод обращения в свою веру был совершенно чужд западной церкви, – в качестве главного средства продвижения веры среди языческих народов задействовалось убеждение.

Таким образом, видно, что религия на Западе была воинствующей. Однако одного этого было бы недостаточно, чтобы начать Крестовый поход, который воспринялся как обязанность людьми всех сословий. Здесь вступили в действие принципы феодализма и дали делу необходимый толчок.

В XI веке феодальная система уже целиком сформировалась во Франции и в Германии, и образ мысли, речи и действия, проистекавшие из нее, накладывали отпечаток на все взаимоотношения людей. Сверху донизу социального общества взаимные обязательства суверенов и вассалов принимались и являлись руководством к действию, и каждый вассал считал наиболее священной обязанностью с оружием в руках защищать честь и собственность своего повелителя. Помимо этого имелся своего рода и верховный гражданский правитель в христианском мире, признававшийся германским императором, которого считали преемником Карла I Великого и представителем римских императоров. Феодальные принципы распространились даже на иерархию в церкви, которая пыталась выдвигать непомерные притязания на верховенство по отношению к мирской власти. Глава церкви был признанным правителем того, кто был назван в Писании Владыкой всех королевств на Земле. Иисус Христос поэтому был вершиной пирамиды феодального общества, высшим сувереном и верховным властителем для всех правителей и народов, и все были одинаково обязаны защищать его права и достоинство. Таковыми, очевидно, были настроения той эпохи.

Вряд ли необходимо напоминать читателю, что религия периода, о котором ведется речь, имела грубый и приземленный характер и что пристрастия и слабости человеческой природы легко приписывались восхваляемому Сыну Божьему. Полагалось, что у Него есть особый интерес к земле, где Он странствовал, пребывая на земле, и еще больше к могиле, в которую было помещено Его тело, с яростью и негодованием смотрел Он на то, что они находятся в руках тех, кто презрительно высмеивал Его божественность, оскорбительно и жестоко обращался с теми из Его верных вассалов, которые подвергали себя трудностям и опасностям дальней дороги для того, чтобы выразить свое почтение у Его могилы. Ничто поэтому не могло быть более радостным для него, чем лицезрение земли Палестины, очищенной от загрязняющих ее язычников и охраняемой занявшими ее верными его вассалами. Ни один истинный сын церкви ни на секунду не мог усомниться в том, что его первейшей обязанностью было взять оружие по приказу своего хозяина и помочь восстановить его права на собственное наследие. Здесь, таким образом, без каких-либо ссылок на романтические принципы рыцарства, имеется

достаточное объяснение феномена Первого крестового похода, виден мотив, пригодный для образа мыслей любого сословия, одинаково действенный для набожных, мужественных и богатых людей, как Готфрид Бульонский и Стефан Шартрский, которые не стремились к материальным выгодам, и для самых небогатых и наиболее суеверных вассалов и крестьян, которые, возможно, искали всего лишь спасения от нищеты и унижений, приняв на себя крест. Но не следует отбрасывать и любые другие причины и мотивы, которые могли действовать параллельно. Упомянутая же, как представляется, была главной. Это был мотив, который освящал и облагораживал всех и который оказывал воздействие на умы всех крестоносцев, независимо от их чина и положения в обществе.

Паломничество почиталось тогда обязанностью и мощным средством очищения от вины и умиротворения гнева Всемогущего, дух времени был воинственным, а его религия, под воздействием древних устоев Северной Европы, имела тот же оттенок. Принципы феодализма были в расцвете и распространялись даже на взаимоотношения между человеком и Богом, жестокие и дикие турки захватили наследие, так сказать, королевские земли Иисуса Христа, надругались над Его слугами, в чью обязанность входило покарать их и освободить могилу своего хозяина, – естественным результатом такого положения вещей и образа мыслей стал Крестовый поход.

Глава 2

Первый приют в Иерусалиме. – Церковь Санта-Мария де Латина. – Приют Святого Иоанна. – Госпитальеры. – Орден тамплиеров. – Первоначальная нехватка средств у них. – Рыцари получают признание. – Святой Бернар. – Как он охарактеризовал тамплиеров. – Орден подтверждается и признается городским советом Труа. – Доказательство того, с каким почтением к ним относились

В связи со скоплением пилигримов и торговцев с Запада в Иерусалиме возникла необходимость строительства, с согласия сарацин, приютов (hospitia), то есть мест для их размещения во время пребывания в святом городе, поскольку они не могли, в соответствии с межрелигиозной враждой, существовавшей между ними и мусульманами, рассчитывать на гостеприимство последних, а христиане греческой церкви, проживавшие в святом городе, помимо того что не испытывали особо дружеских чувств к своим католическим собратьям по вере, не желали видеть их в своих домах из-за неосмотрительных речей и предосудительных действий, к которым они слишком часто имели склонность и которыми они могли столь легко скомпрометировать своих хозяев перед сарацинскими властями. Соответственно, монах Бернар, который посетил Иерусалим в 870 году, основал в долине Иосафат рядом с церковью Девы Марии приют из двенадцати домов для западных паломников, которому принадлежало несколько садов, виноделен и зерновых полей. Там также было хорошее собрание книг, подарок Карла I Великого. Перед ним работал рынок, который активно посещался, и каждый торговец платил два золотых смотрителю, чтобы получить разрешение поставить там свою лавку.

В XI веке, когда пыл паломничества разыгрался по новой, в стенах Иерусалима для размещения паломников из романских государств появился приют, который был построен итальянскими торговцами, преимущественно из Амальфи. Рядом с этим приютом и всего на расстоянии броска камня от храма Гроба Господня они с разрешения египетского халифа построили церковь Девы Марии, которую обычно называют Санта-Мария де Латина. В этом приюте проживал аббат, а также достаточно большое количество монахов латинской церкви, следовавших указаниям святого Бернара. Они посвятили себя приему и размещению паломников, оказывали материальную поддержку бедным или ограбленным разбойниками, чтобы дать им возможность уплатить налоги, взимаемые мусульманами за разрешение посетить святые места. Когда число паломников выросло настолько, что приют стал неспособным принять всех, монахи построили другой хоспитиум рядом с церковью, часовня в котором была посвящена канонизированному патриарху Александрии святому Иоанну Милостивому. Этот новый приют не имел собственных источников дохода. Монахи и паломники, которых они принимали, поддерживались щедростью аббата монастыря Девы Марии и подаяниями благочестивых христиан.

Ко времени, когда армия крестоносцев появилась у стен Иерусалима, приют Святого Иоанна возглавлялся Жераром, уроженцем Прованса, человеком предельной честности и беспримерной набожности. Он обладал истинно христианской благожелательностью и сильно опережал в этом свой век. В течение всего периода осады он помогал всем, кто обращался к нему за поддержкой, и не только раскольники-греки одаривались его щедростью, даже неверующим мусульманам не отказывалось в помощи, когда она им требовалась. Когда город был захвачен, множество раненых паломников было размещено и вылечено от ран в приюте Святого Иоанна, а герцог Годфрей, посещая их несколько дней спустя, не услышал ничего, кроме хвалы добрейшему Жерару и его монахам.

Воодушевленные такой всеобщей благодарностью, Жерар и его соратники выразили желание покинуть монастырь Санта-Мария де Латина и заняться благотворительностью самостоятельно и независимо. Их пожелание не встретило сопротивления, они подготовили для себя устав, которому поклялись в присутствии патриарха подчиняться, а в качестве своего облачения приняли черные плащи с белым крестом на груди. Самоотверженность этих госпитальеров была необычайной. Они величали бедных и больных своими господами, а самих себя их слугами. Для них они были щедрыми и милостивыми, для самих себя – суровыми и аскетичными. Лучшая мука шла на хлеб, который они отдавали больным и бедным, то, что оставалось после того, как все были накормлены, смешивалось с глиной и становилось пищей для монахов.