Танар
Шрифт:
— Это всё факты! — довольно сухо прокомментировал патрульный. — У этого особняка очень богатая история. Если позволишь, я расскажу.
Девушка лишь пожала плечами. Она не могла понять к чему он всё это затеял.
— Когда ты смотришь на здание, видишь лишь оболочку: высокие шпили, гниющий фасад, дорогую отделку. Если я попрошу тебя описать особняк с иной стороны, ты, скорее всего, представишь, каким он может быть изнутри: сколько света попадает через окна днём, количество комнат, каково состояние мебели. Но я вижу совсем другое. Когда я смотрю на это здание, в моём подсознании проносится его память. Вы, микоры, так страстно ненавидите этот город, но каждое его сооружение несёт за собой целую историю. Многие летописцы и историки обожают Танар. И поверь, есть за что!
Виолетта
— Ты права, этот особняк принадлежал мэру города! — похвалил молодой человек, проигнорировав смешок. — Бароны были самой древней и величайшей правящей династией Танара. Пост главы города передавался от отца к сыну. В то время у власти были одиннадцать макорских семей. И никто не мог подумать, что человеческий род может быть способен на такую жестокость, чтобы хладнокровно расправиться с невинными детьми.
— Бароны обращались с микорами так, словно те были их рабами! — возразила Виолетта. — Я не одобряю расправу над целой династией, но Аристарх определённо заслуживал наказание.
— А разве что-то изменилось с тех пор? — усмехнулся патрульный. — Вы перестали жаловаться на жизнь?
— Нет, но с приходом нового мэра жить стало немного проще.
Он отрицательно покачал головой.
— Так говорят ваши дедушки и бабушки, поскольку считают, что совершённое зло непременно должно быть оправдано! — высказал он иную точку зрения. — Аристарх Барон был жесток и непредсказуем. От его жажды власти страдал весь город. Он увеличивал рабочие смены на шахтах почти в два раза, отказывал в выходных и платил копейки. Нажитое состояние вкладывал в недвижимость и развитие Танара. По его инициативе был построен Промышленный завод, где теперь трудится множество микоров. Пусть и не в самых благоприятных условиях, но зато не в таких тяжёлых, как было в шахтах. Именно Аристарх наладил торговые отношения с Бортилоном через морской порт. Но этот особняк не является источником жестокости своего владельца. Аристарх построил его по собственному проекту для своей семьи. В своё время здание было поистине величественным, дорогим. Особняк построен на крови микоров, но с любовью мужа и отца. Таким образом Барон стремился компенсировать недостаток внимания для своей семьи. Эти стены скрывают много боли и слёз. Никто из ныне живущих не в состоянии оценить его по достоинству. Говорят, Аристарх был убит прямо на пороге, когда пытался защитить свою семью и убедить шахтёров пощадить их. Но они искренне полагали, но весь род Баронов прогнил насквозь, а потому возжелали избавиться и от его сыновей. Алисия Барон была зарезана на лестнице. А маленькие дети в своих кроватях. По данным летописи в ту ночь шёл сильный ливень. Он смыл ещё свежую кровь с крыльца, но смерть уже пришла в эти двери. И особняк пропитан смертью до сих пор.
Виолетта невольно поёжилась. Под звуки его голоса ей начинало казаться, что особняк пытается тихо прошептать о своей скорби. На лицо упали первые капли дождя. Видимо, как в ту злополучную ночь. Девушка невольно погружалась в эту историю.
— Шахтёры были казнены следующим утром, а в честь династии Баронов проведена Прощальная церемония. Особняк пытались продать другим макорам, но никто не хотел жить в доме, где была совершена жестокая расправа. Было решено отделиться от микоров с целью предотвратить дальнейшие нападения. Новый мэр разработал целый квартал, куда микорам вход воспрещён. А все микоры были переселены на окраину города. В центре нарочито высокие цены, дабы не позволять микорам вторгаться в «цивилизованный мир»! — когда Виолетта бросила на него испепеляющий взгляд, молодой человек лишь пожал плечами. — Таковы рассуждения макоров. Это не лично моё мнение! Теперь они живут одной общиной и презирают вас. Ну, по большому счёту… И так жестокость, совершённая по отношению к одному испорченному макору, стала причиной всеобщей неприязни к микорам со стороны элиты. А особняк было решено оставить, как своего рода памятник. Он стал неотъемлемой частью города и напоминанием всем микорам о том, что любое действие имеет последствия. Оправданное и
Виолетта молчала. По спине бежали мурашки. Она сотню раз проходила мимо этого здания и никогда всерьёз не задумывалась о том, что там произошло. Она будто слышала отчаянные крики матери, и разрывающий душу плач детей. Дождь между тем усиливался, но дрожала она не от холода. Мокрые волосы липли к телу. По каменной дорожке стекала вода. На мгновение девушке показалось, что она сделалась красной от крови.
— Ты должна понимать, что мы сами творцы своей судьбы! — прокричал сквозь шум дождя патрульный. — Обдумывай каждый шаг, и тогда не придётся оказываться на месте этой семьи.
— Почему ты это говоришь? — не понимала Виолетта.
— Просто пытаюсь спасти одну запутавшуюся душу!
Он вновь протянул руку, но она сделала шаг назад.
— Пора спасаться от дождя, пока мы окончательно не продрогли! — воззвал нарзенец к голосу разума. Потом добавил. — Доверься мне!
Виолетта нерешительно взялась за мокрую ладонь и на мгновение растерялась. Прикосновение вызвало необъяснимые приятные разряды по всему телу. Такого никогда раньше не было, даже с Тимуром. Патрульный тут же повлёк её за собой. Они преодолели ограду и побежали по каменной дорожке, едва не подскользнувшись на мокрых камнях.
Девушка непроизвольно тянула его руку назад. Нутро противилось приближаться к заброшенному особняку. Но патрульный упорно взлетел по ступеням, волоча её за собой. Ещё пару минут он возился с ржавым замком, и всё это время Виолетта оглядывалась на дорогу. Ливень уже лил сплошной стеной. Лужи пошли пузырями. Дождевая вода ручьём стекала с широкой открытой террасы. Тяжёлая цепь рухнула вниз.
Патрульный не без усилий потянул на себя дверные кольца, которых уже не касались лет пятьдесят, и двери с трудом поддались. Их взору открылся тёмный вход. Молодой человек жестом пригласил проходить через порог, но девушка нерешительно попятилась.
— Я не хочу идти туда! — упрямилась она.
— Тебе нужны ответы? — раздражённо отозвался он. — Если нет, можешь идти домой.
Он скрылся за дверью. Виолетта медлила, изрыгая проклятья. Что это, грязная манипуляция? Коснулась медальона онемевшими от холода пальцами. Похоже, патрульный создал для неё лишь видимость выбора. Знает, как именно она решит поступить.
И девушка медленно шагнула к дверям.
Глава десятая
Оказавшись внутри, Виолетта позволила себе оглядеться по сторонам. Здесь было очень темно и сыро. Окна плотно закрыты. По ним стекали дождевые разводы. Спёртый воздух отяжелел за много лет из-за пыли. По старой крыше барабанил дождь.
Постепенно глаза начали привыкать к темноте, и девушка смогла различить очертания предметов. Они находились в огромном вестибюле. Впереди виднелась лестница. Трудно оценить состояние помещения, но особняк до сих пор внушал ужас. И это чувство только усиливалось.
Виолетта разглядела силуэт своего спутника в шаге от себя. Щёлкнула зажигалка. Патрульный махнул рукой, и огонёк пламени метнулся по всей комнате, зажигая лампы и светильники. Виолетта вздрогнула от удивления. Она впервые увидела магию нарзенцев в действии. Патрульный с удовлетворением наблюдал за реакцией. С мокрых волос капали дождевые капли. Через мокрую футболку проглядывали контуры подтянутого пресса.
Виолетта поймала себя на мысли, что неприлично разглядывает его, и смущённо отвернулась. Тем не менее, это не ускользнуло от его внимательного взгляда, и нарзенец самодовольно хмыкнул. Чувство смущения только возросло. Ей не хотелось лишний раз давать ему повод для насмешек. Скрывая румянец, девушка прошла вперёд, рассматривая вестибюль новым взглядом.
Несмотря на неизбежное испытание временем, особняк умудрился сохранить свой первозданный вид. Вестибюль был разделён колоннами, похожими на те, что стоят снаружи. Цветовая гамма выдержана в преимущественно тёмных тонах. По полу к парадной лестнице тянулась пыльная ковровая дорожка. Много картин, покрытых пылью и паутиной. Декоративные растения в антикварных вазах. Листья до сих пор оставались зелёными и свежими, что буквально противоречило всему и всем.