Танцовщица в луче смерти

Михайлова Евгения

– Да ты что! Какой мерзавец! Я сейчас позвоню и откажу ему.

– А я бы не стал. Деньги не пахнут, даже его, а он все равно плохо кончит, поставим мы ему дело или нет.

– Но я не смогу с ним работать... Хотя... Ты, возможно, прав. Ладно, Макс, спасибо, как всегда, за информацию. Я, оказывается, в этом полный ноль. Сегодня пробивал сведения о бизнесе Фролова, собирал отзывы конкурентов, но мне и в голову не пришло прочитать что-то под названием «скандал»... Макс, а что ты думаешь об убийце Коврова? Об этой Корнеевой.

– Ну, не так, чтобы я о ней думал... Скажу просто, что не удивился. Понимаешь, большинство мужчин определенного

круга считает необходимым дорого платить за то, что не много стоит, более того, они то же самое получат даром. Но это не ложится на мужское самосознание. Ковров чувствовал себя полноценнее от того, что у него дорогая женщина. Как я понимаю, она когда-то была дешевой проституткой, подорожала по мере употребления. И все было бы у них, как в сказке – каждый получал, что хотел, – если бы он за свои деньги не захотел большего. Отведайте, гости, мое любимое блюдо. А она... Я ее пару раз видел, это не тот случай, когда наложница берет, что дают, и за это расстилается под ногами ковриком. Тигрица. Таких укрощают иначе. Я так думаю. А не трясут перед ней по пьяни голыми причиндалами. Она озверела. Думаю, ей должны скостить срок за милосердие. У нее была возможность передушить всех, как индюков.

– А зачем ее укрощать? – изумленно спросил Артем. – Я и про тигриц не понимаю: жестокое обращение, был в детстве один раз в цирке, возненавидел это место навсегда. Но тут – женщина...

– Да ни за чем, – рассмеялся Максим. – Сказал ради красного словца. Насчет тигриц в цирке – я не в курсе. Встречусь с Запашными – спрошу. Я бы в дрессировщики не пошел. Что касается женщин... Если серьезно с точки зрения сделки, то я уже говорил: здесь логики нет. Человек платит деньги и получает нужные ему услуги. Если не получает, сделка не состоялась, он платит кому-то другому. Я не прав?

– Мне кажется, нет, – задумчиво сказал Артем. – Я тоже не в курсе подобных отношений, но в данном случае, похоже, Коврову жизненно важно было причинить унижение – именно женщине, которая не могла на это пойти. Наверное, бывает такая любовь...

– Ключевое слово – «жизненно», – иронически улыбнулся Макс. – А смешное – «любовь». Глубоко ты копнул. Но ты про инстинкты, а я про сделку. За свои деньги Ковров мог бы купить бабу не хуже и тоже с характером, и при этом не бояться, что она его прикончит, если ей что-то не понравится. Ты об этом не знаешь, но рынок проституток всех калибров, и содержанок в том числе – этот рынок безразмерен. Меня, кстати, он тоже не интересует. Если я захожу в магазин, а там слишком много разновидностей одного продукта, у меня аппетит пропадает.

Максим улыбнулся и вышел, Артем задумчиво посмотрел ему вслед. Жестокий расклад. Макс не всегда добродушен, оказывается. Но и случай дикий, конечно. Добрых чувств ни у кого не вызовет. У судей тоже. Артем никому об этом не скажет, но его сочувствие на стороне Виктории. Убийцы. И ему не понравилось, что Макс назвал ее проституткой. Приписал к морю доступных женщин. Хотя это так и есть, но люди по-разному выбираются из жизненной западни. И ковриком она все-таки не стала. Тигрица... Артем подумал, что, если такая женщина кого-то полюбит, это будет необычный человек. Но это из области невероятного. Из такой ловушки она не вырвется, наверное. Он сначала взял телефон, чтобы позвонить Сергею, потом положил его. Значит, Фролов и без него находится в поле зрения следствия. Пусть по другому делу. Узнать о нем нечто такое, что, возможно, указало бы на

его причастность к убийству... Это узнать может все-таки только он, Артем, в процессе сотрудничества с ним...

Глава 18

В конце рабочего дня Люба достала косметичку и стала вдохновенно, даже яростно, накладывать яркий макияж, время от времени поглядывая на часы.

– Я волнуюсь, – произнес, не обращаясь ни к кому, Коля Кузнецов. – Мне кажется, к тому моменту, когда за Любой приедут, – последний мазок не будет положен... И это будет иметь катастрофические последствия. Судя по тому, что я сейчас вижу.

– Что ты видишь? – лениво спросила Вероника. – Кроме жутко размалеванной физиономии, которой еще один мазок придаст сходство с карнавальной маской?

– О! Как ты не права, – радостно воскликнул Коля. – Точно ты не сечешь в живописи, Ника. Извини, я тебя не обидел? Дело в том, что один штрих может решить все. Мы имеем либо Мадонну Рафаэля, либо «Гибель Помпеи».

– Придурок, – незлобиво и небрежно бросила Люба, похлопав свежеприклеенными ресницами.

– Согласна с предыдущим оратором, – подытожила Вероника. – Ты, Коля, меня обидеть не способен по ряду причин. Одна из них: именно в живописи, образно говоря, ты свинья в апельсинах. Это насчет превращения Мадонны в «Гибель Помпеи». Но в данном случае ты прав. Я тоже усматриваю в боевом раскрасе Любы следы разрушения гармонии. Которой, впрочем, не замечала в ее лице и раньше.

– Нет, ну вы прекратите? – возмутилась Юля. – Это ж надо, чтоб в одном месте собрались два человека, для которых главное в жизни – над кем-нибудь поиздеваться.

– Да не парься, Юлька, – снисходительно сказала Люба. – Ну, чего им остается, этим неудачникам... Своей жизни нет, пусть чужой завидуют.

– Боже мой, – с неподдельным трагизмом в голосе воскликнул Коля. – Я, наконец, понял. Глазоньки мои открылись. Жизнь моя копейка. Если и есть в ней что-то стоящее, так это зависть, чернейшая, проклятущая зависть к счастью, успеху и красоте Любы Николаевой. Ника, у тебя тоже такая же петрушка?

– Ага, – Вероника сняла очки и покивала. – И раньше-то я даже во сне такого счастья не видела, чтоб муж регулярно по морде бил, а теперь... Теперь, когда мы имеем возможность лицезреть идиллию с этим Пху – как его, – я места себе не нахожу. Любочка, может, скинешь с барского плеча что-нибудь лишнее и накладное: ну, ресницы, ногти, бюст, я не побоюсь этого слова...

– И я не побоюсь, – гордо встал из-за стола Коля Кузнецов. – Я бы тоже все сохранил как фетиш, как экспонат. А поскольку мне в моей никчемной жизни все же зачем-то был подарен природой, извиняюсь, мужской пол, ты, Люба, могла бы дать мне незабываемые минуты, позволив сопроводить тебя до дамской комнаты, куда ты, судя по всему, собираешься. Пока сюда не вошел всеми нами ожидаемый Пху – как его...

В это время дверь кабинета широко распахнулась, и на пороге возник плотный человек в дорогом костюме, с немного раскосыми темными глазами. Он мельком взглянул на Любу, потом пристально, не моргая, уставился на Колю, который сделал по направлению к ней несколько шагов, протягивая руки, будто хочет ее обнять.

– Я просто так, – вежливо сказал Ренату Коля. – Роль репетирую. В народном театре после работы играю. Ничего? Никаких проблем?

– Какие проблемы, – процедил Пхудинов. – Пой, танцуй, деньги в шапку собирай... Ни в чем себе не отказывай. Люба, ты готова?