Танцуя на радуге
Шрифт:
Она даже не была способна вообразить, что мужчины позволяют себе подобное поведение — и после столь недолгого знакомства!
И ей пришло в голову, что, может быть, для него есть некоторое извинение — ведь она сама поставила себя в уязвимое положение, притворившись замужней женщиной.
И к тому же остановилась у Ингрид, чего никто из ее близких не допустил бы, узнай они о ее намерении.
— Мне следует вернуться в Англию! — сказала она вслух.
Но она знала, что совсем этого не хочет. Ей хотелось видеться с маркизом и — если
«Меня предостерегали… предостерегали!» — подумала она, спускаясь с лестницы.
И тем не менее ее охватило необоримое волнение, когда она вернулась в гостиную, где он разговаривал с Хью.
При виде нее они встали, и Хью спросил:
— Что мне сказать Ингрид? В котором часу вы вернетесь?
Лоретта посмотрела на Фабиана, и он сказал:
— Я привезу ее после завтрака часа в три, а потом заеду еще раз в восемь, потому что мы обедаем в «Гранд Верфур».
Он говорил с такой уверенностью, что у Лоретты не оставалось возможностей для возражения.
Однако она подумала, что Хью должен был бы удивиться, но он сказал только:
— Готовят там превосходно, и я считаю, что это самый романтичный ресторан в Париже.
— Я тоже, — ответил Фабиан, но смотрел он на Лоретту.
Они уехали, и Лоретта залюбовалась великолепной вороной парой. Она решила, что никогда еще не видела такого щегольского выезда, хотя ее отец и имел обыкновение говорить, что экипажи и всадники в Булонском лесу это всего лишь выставка мод.
Она подумала, что он был совершенно прав, едва увидела изысканнейшую элегантность «современных амазонок», как назвал их Фабиан. Молодые аристократы соперничали друг с другом, щеголяя самыми породистыми лошадьми и самыми щегольскими экипажами.
Лоретта и Фабиан почти не разговаривали, но он показал место, где обычно происходили дуэли, и прибавил:
— Полагаю, вы догадываетесь, что в Булонском лесу разыгрывается больше любовных интриг, чем где-либо еще в Париже.
Лоретта согласилась, что лес, бесспорно, чрезвычайно романтичен.
Когда они остановились у «Пре Каталан», она подумала, что столь восхитительного места для завтрака невозможно вообразить.
Ресторан выглядел точно окруженная садами вилла, где гости могли сидеть на лужайках за столиками в тени огромных пестрых зонтов.
Столики были искусно расставлены с таким расчетом, что даже сидевшие за соседними не могли услышать друг друга.
Лоретта смотрела по сторонам сияющими глазами.
И тут с какой-то неизбежностью к маркизу одна за другой начали подходить красивые дамы, восклицая с упреком:
— Фабиан! Вы совсем меня забыли! Когда я вас увижу?
Они, несомненно, искренне этого хотели, и Лоретта невольно восхищалась тактичностью, с какой он уклонялся от обещания.
Потом, когда наконец он поздоровался со всеми
— Теперь вы понимаете, почему вчера вечером я пригласил вас туда, где мы могли беседовать без помех. И я повторю это сегодня вечером.
Лоретта промолчала, и он продолжал:
— Но я счел, что привезти вас сюда будет только честно, так как «Пре Каталан» — одна из достопримечательностей Парижа, с которой обязательно следует познакомиться в первый же приезд.
— Вы так добры ко мне, — сказала Лоретта, не подумав.
— Но как же иначе? — спросил он. — И пожалуй, «добр» тут неподходящее слово, потому что я просто не могу вести себя с вами иначе.
Он несколько секунд смотрел на нее молча, а потом спросил:
— Вы думали обо мне вчера ночью?
— Как я… могла… не думать? — ответила Лоретта.
И тут же строго себя одернула: она держится с ним слишком уж дружески, когда ей следует быть уклончивой.
Но она знала, что, попытайся она уклониться от ответа, он ей не поверил бы.
— Я лежал без сна и благодарил Бога, — сказал он негромко, — за то, что наконец нашел вас, и мое долгое-долгое паломничество наконец-то завершилось.
Лоретта попыталась сделать вид, будто не поняла, но от необходимости ответить ее спасло появление официанта с меню и уже заказанным шампанским, которым он наполнил их бокалы.
Кушанья, как и следовало ожидать, были восхитительными.
Однако Лоретта обнаружила, что ей трудно думать о чем-либо, кроме человека, сидящего напротив, и не замечать, что он не спускает глаз с ее лица.
— Полагаю, — сказал он, когда завтрак подошел к концу, — что у вас должны быть какие-нибудь несовершенства, как у всех людей, но пока мне не удается их обнаружить.
Лоретта засмеялась:
— Пожалуйста, не ищите слишком усердно. Я очень хорошо сознаю свои недостатки.
— Но где же они? — сказал Фабиан, словно размышляя вслух. — Я нахожу вас настолько безупречной — ив том, как вы выглядите, и в том, как вы говорите, и в ваших мыслях, — что не могу представить себе, чтобы самый придирчивый критик нашел бы, в чем вас упрекнуть.
— Вы не знакомы с моими родственниками, — ответила Лоретта. — Уверяю вас, они весьма взыскательны ко всем, и я не составляю исключения.
Она говорила шутливо, но, взглянув на Фабиана, обнаружила, что его выражение очень серьезно.
— Вы говорите о своих родственниках, но не о своем муже. Расскажите мне о нем.
Просьба была такой неожиданной, что Лоретта смешалась и, хотя попыталась скрыть это, не могла вымолвить ни слова, а щеки ее залил румянец.
— Видимо, он очень странный человек, если позволил такой редкой красавице, как его жена, уехать в Париж одной, — продолжал Фабиан. — А также разрешил ей остановиться у Ингрид в ее двусмысленном положении, и в довершение позволяет вам знакомиться с мужчинами вроде меня, когда только каменные истуканы не будут говорить вам о любви.