Танцуя в огне
Шрифт:
Целуется он здорово, признала Гуля. Парень с таким темпераментом, как Антон, по-иному не может. Интересно, а каково это — быть его девушкой?
Гуля поморщилась: глупые мысли, которые давно уже не приходили ей в голову. И вот, опять…
В прошлом Антон с Гулей хорошо общались, даже считались друзьями, он относился с пониманием к ее просьбам, помогал советами, но — ничего личного.
И девушки. Насколько помнила Гуля, он всегда с кем-то встречался: женским вниманием харизматичный Антон никогда обделен не был. Пялилась на него и сама Гуля. Потихоньку, конечно, и в жизни бы не призналась
До последнего дня существования их старого коллектива сердце Гули всегда учащенно билось, когда они с Антоном отходили в сторонку, чтобы разобрать что-нибудь по общему танцу, или когда Антон ей объяснял по секрету основы режиссуры и законы построения танцевального номера. Вездесущий Женька часто прерывал их «свидания». Подходил, садился рядом, слушая, что Антон рассказывает Гуле, сам задавал вопросы. Тогда Гуле дышать становилось легче, но на Женьку она обижалась: ведь Антон мог во время одного из разговоров пригласить Гулю куда-нибудь, например… Да что угодно, они же разговаривали один на один!
Но никаких предложений от Антона никогда не поступало. Ни с Женькиным присутствием, ни без него.
С приходом Антона в их коллективе многое поменялось. Танцы стали более подуманными, изменился порядок номеров, костюмы, а со временем стали более интересными движения за счет хореографии и усложнения работы с предметами.
Но он не должен был появиться в их коллективе, не должен! Слишком далека была жизнь уличных фаерщиков от жизни талантливых танцоров, получивших высшее образование.
Гуля, откинувшись на спинку стула, вспоминала, как она впервые увидела Антона.
В тот день Пашка, Женька и Гуля безнадежно опаздывали на выступление. Но находящегося, по своему обыкновению, Женька в состоянии самадхи это мало волновало. Он всегда умел быть по-дзеновски спокойным и отстраненным, исключая некоторые моменты. Зато Гуля волновалась за все: ненавидела опаздывать. Ведь именно ей нужно подходить к ведущему, чтобы извиниться. Возможно, придется извиниться за опоздание и перед заказчиком, придумать приличную отговорку, ибо слово «пробки» давно никого не трогали…
Выступление тоже пошло наперекосяк. Реквизит они замочили в спешке, плохо, и веера с шестами никак не хотели разгораться. Чтобы как-то скрыть заминку — зрители уже давно собрались возле площадки и неопределенно гудели — улыбающаяся Гуля вышла с поями на сцену — единственным реквизитом, который сразу разгорелся. Шепнув предварительно Пашке, чтобы включили ее любимую Фармер, отработала одна самый первый номер, пока остальные повторно заливали фитили оставшихся предметом керосином.
Песни Милен Фармер никогда не подводили Гулю. Будто получая незримую поддержку от беззащитного нежного голоса, под них она с легкостью работала с веерами, шестом, крутила пои. Но не в тот раз.
Впрочем, все было почти идеально. До момента, пока Гуля не вышла «попугать зрителей». Это делать с поями следовало очень осторожно, поэтому Гуля навертела цепочки поев на кулаки, уменьшив их длину на треть. Теперь горящие шарики находились близко-близко к Гуле. Ей опаснее, зато зрителям хорошо. Восторженные крики вперемешку с немного испуганными девичьими охами только радовали.
Она
Те продолжали хлопать и гикать, кроме одного, который стоял неподвижно, с неослабевающим вниманием наблюдая за Гулей.
Ее немножко задело, что парень не выказывает восторга — тогда она еще была совсем молоденькой и неопытной в плане выступлений и не умела правильно относиться к зрителям, да и опоздание их коллектива на работу сыграло свою роль: Гуле было за него стыдно. Она крутила пои, а руки чуть дрожали — слишком уж пристально смотрел на нее тот парень, и его неподвижность так контрастировала с его хлопающими друзьями…
Несколько простых круток, а дальше — фонтан: крутка поями справа, слева и над головой.
Один из поев полетел в ее старательно убранные и побрызганные лаком волосы…
Это была мимолетная заминка, почти не замеченная никем, но не тем парнем: он дернулся, хотя и остался стоять на месте. Гуля тихо вскрикнула — лишь мгновенный вскрик. Огонь опалил волосы.
Она продолжала крутить пои, пребывая в состоянии легкого шока. Но зрители хлопали также, никто не кричал, что у нее горят волосы, и Гуля успокоилась. Посмотрела на того парня, улыбнулась ему («Знай наших!»), и на несколько секунд их взгляды встретились. Затем Гуля зашла за мнимое ограждение чашек: музыка заканчивалась, нужно было сделать финальную точку. Кланялась она с бешено бьющимся сердцем, заходящимся от адреналина и странного ощущения, которое разошлось по всему телу, вызывая эйфорию. Пусть она и накосячила перед этим чванным мужиком, но сумела с достоинством выйти из ситуации и даже нагло улыбнуться при этом. А еще — она лишь подпалила себе волосы, ничего серьезного. Нескольких прядей лишилась, но беспокоиться не стала — отрастут.
После выступления Женьку отозвали куда-то. Гуля и Пашка собрали реквизит и грелись около дежурной чашки: время было чуть больше одиннадцати, и эта ночь не отличалась высокой температурой, да и Гуля забыла кофту — тогда кофты она еще забывала дома.
Увидев приближающегося Женька, а с ним — какого-то человека, Гуля с облечением нагнулась и затушила с помощью специальной ткани огонь в чашке. Ей было все равно, кто идет рядом с Женькой: ждать его и она, и Пашка уже устали. Хотелось домой как можно скорее, отмыться от запаха керосина и гари и спать.
— Это — Антон, он будет тренироваться с нами, — возвестил Женька. Гуля, нагнувшая над чашкой, резко подняла голову.
Она его узнала. Это был тот неподвижный парень из толпы.
— Привет, — впервые в жизни улыбнулся ей Антон.
Потом она скажет Женьке все, что думает о приеме в коллектив новых неизвестных парней. Потом даже успеет поругаться с Женьком и покапризничать насчет Антона, но Женька останется равнодушным к ее капризам. Это все будет потом, а тогда Гуля смотрела в лицо Антона и не представляла, что ответить симпатичному парню…