Танцы Близнецов
Шрифт:
– О нас, – великодушно пояснил Савойский. – Если губер не подведёт, мы тут такое забабахаем, мало не покажется.
Не сговариваясь, подняли бокалы и чокнулись.
Задумчивая складка легла на чело Карагодина, но лишь на секунду.
– Давай так, – сказал он, – ты будешь Хеопс, а я Тутанхамон.
– Ради бога, – легко согласился Савойский. – Только они в разное время жили. И вообще, Тутанхамон даже пирамиды не построил. Правда, его похоронили в золотом гробу… Но тебе вроде бы рано об этом думать… Почему – Тутанхамон?
Карагодин зарделся.
– Я пиво «Тутанхамон» пил… в Лондоне. 50 фунтов бутылка.
– Ну ты, брат, заглубляешь. Надо ж, какие сложные ассоциации.
Карагодин прилечь не захотел, а прихватив гостиничный буклет, ещё долго сидел на лоджии, водрузив ноги на столик, рассматривал красивые картинки достопримечательностей древней страны, с любопытством прочитал статейку о местных традициях, ремёслах и прочих особенностях наследников древней цивилизации. Ориентируясь на собственные социокультурные приоритеты, с особым вниманием проштудировал статью о танце живота, интерес к которой подогрел выплывший из глубин памяти образ прельстительно пышной танцовщицы на низенькой сценке гостиничного ресторана в Александрии. Она произвела на Карагодина, тогда ещё совсем молодого человека, неизгладимое впечатление. Формально эта смуглокожая зрелая женщина никак не вписывалась в жесткую схему его тогдашних пристрастий, все ячейки которой были заняты голубоглазыми babes скандинавского типа. Но призывная пластика Самихи (да-да, её звали Самиха!), так естественно переплетающаяся с настырным ритмом арабского транса, легко разрушила примитивный стереотип женской красоты, навязанный журналом «Плейбой», обнажила его ограниченность и неполноту. Первым и естественным душевным движением Дмитрия было немедленно раздобыть букет цветов, явиться к диве за кулисы, сказать ей какие-то значительные слова… вот только какие? На периферии сознания обозначились новые вопросы: где достать цветы? Сколько они могут стоить? Удобно ли будет покинуть стол, где он сидели с пап'a, сестрой и московской сопровождающей их группы? Порыв этими вопросами был скомкан, потерял импульс инстинктивного действия, завяз в извинительных: а что же будет дальше? Неловко студенту кадрить взрослую тётку, да ещё на работе… Неловко перед сопровождающей, да и пап'a вряд ли поймёт этот нервический любовный порыв. Хорошо бы она сама подошла к их столику, спросила:
– И кто же этот интересный молодой человек? Очень хотелось бы познакомиться.
Однако подавленное желание сохранило жизненную силу, и много лет спустя в Лондоне, в арабском ресторанчике на Edgware Road, Дима свинтил-таки красавицу персиянку Лолу, которая с волшебным задором отплясывала танец живота на просцениуме, свинтил без колебаний и глупых букетиков и роскошно провёл с ней целую неделю, катаясь по дружеским вечеринкам и обедам. Правда, оказалась полногрудая Лола не ресторанной танцовщицей, а студенткой Королевской академии искусств, где среди прочего изучала восточные танцы.
Свадебная заффа
Пала вечерняя прохлада. Савойский проснулся полным энергии и… голодным. Бедуинов решили не беспокоить – постановили пойти ужинать в ресторан, хорошо проглядывающийся с лоджии их номера и уже красиво подсвеченный таинственным фиолетом.
Оделись в полуофициальном стиле деловых людей на каникулах, попрыскались туалетной водой «Балафре», прихватили именные гостиничные карточки, по которым, как во время вчерашней гулянки объяснил вице-консул Стрижаков, их обслужат по счёту порт-саидской администрации, и двинулись в путь.
Инспекция
– Прозит, – ответил Карагодин. Делегаты сделали по глотку, а новый знакомец опрокинул стопку в пасть, помотал головой и страшно скривился, изображая высшую степень сладостной муки.
– Зер гут, Эккехарт, – неожиданно обнаружил знания немецкого Савойский.
Немец дружески ткнул того в круглое плечо, поставил стопку на стойку и отбыл к галдящим сотоварищам.
– А чего приходил, может, сказать что хотел? – пошутил Карагодин.
Раздумчиво допили «Ballentine’s», пососали льдинки. Прислушались к внутренним процессам.
– Хорошее место, – сказал Савойский, – просто уходить не хочется.
– Не просто место, уникальное место, самый настоящий алкогольный рай. Ну, мы сюда ещё вернёмся.
Савойский помахал бармену ручкой и, когда тот подошёл, протянул ему именную карту гостя.
Тот с любопытством осмотрел документ и на местном диалекте английского объяснил, что карта здесь не действует.
Карагодин включился в процесс, холодным тоном сообщил, что они по спецприглашению губернатора, приехали с важной миссией – как именная карта может при таких серьёзных обстоятельствах «не действовать»?
Бармен сочувственно покивал, извинился за неудобства, повторил, что карта в баре «не работает».
– А где «работает»? – высокомерно поинтересовался Карагодин.
Оказалось, что «работает» в ресторане, в двух гостиничных кафетериях. А вот в баре – нет.
Пришлось заплатить наличными, которые оказались у предусмотрительного Савойского.
– Пошли отсюда к чёртовой матери, сплошная обдираловка – 5 баксов за глоток вискаря, совсем стыд потеряли!
– А может, оно и к лучшему, – философски заметил Карагодин, – по крайней мере, избежали возможных злоупотреблений. Мы же поужинать собирались… Там и наверстаем!
Ресторанный зал был просторен, выдержан без каких-либо восточных заигрываний в нейтрально-европейском стиле, слабо освещён лампами под кремовыми абажурами на столах и совершенно пуст, если не считать пожилой пары за периферийным столиком да стайки официантов в дальнем углу, которые увлечённо возились с какими-то картонными коробками. Внимание делегатов сразу же привлёк длиннющий стол, растянувшийся вдоль просторного танцпола и украшенный хрустальными пепельницами и бутылочками кока-колы. К нему с одной стороны был приставлен ряд стульев, обращённых в зал. Высокие спинки двух центральных стульев были украшены цветочками, сляпанными из розовых капроновых лент. Если бы не эти цветочки, вполне можно было предположить, что в ресторане предполагается провести солидную научную конференцию.
Озадаченные непонятным столом делегаты не заметили, как рядом с ними образовался улыбчивый мэтр, с бутоньеркой в виде микроскопической розочки в лацкане смокинга.
Делегаты немедленно предъявили мэтру карты гостя, и неопределённое напряжение, которое всё не могло рассосаться после эпизода в баре, их немедленно отпустило.
Бросив беглый взгляд на карточки, мэтр расцвел в улыбке почти неземного счастья. Получившие в этой улыбке подтверждение полноты своих прав делегаты поинтересовались назначением суперстола. Оказалось, что это свадебный стол, а само торжество начнётся через полчаса.