Танцы на минном поле
Шрифт:
— Милиция! — Прохрипела медсестра, все еще находясь в состоянии постшокового бреда.
— При чем тут милиция?! — Досадливо поморщился Владимир. — Контрразведка! Не шуми, сейчас я тебя размотаю.
Приведя подобным образом медсестру в некое подобие чувства, он размотал ей руки, предоставляя возможность самой довершить процесс освобождения.
— Где телефон? — Рыкнул он, понимая, что лучше всего девушка сейчас воспринимает короткие команды.
— На вахте, — пролепетала сестричка.
— Там трубка срезана. Еще где?
— В кабинете главврача.
— Отлично, —
— У него, — пискнула девица.
Владимир не стал допытываться, кого, собственно говоря, имеет в виду собеседница: врача, или же позднего посетителя, и отправился искать работающий телефон.
Войтовский и Полковников появились в больнице минут через двадцать — двадцать пять, возбужденные, будто весь путь от дома до больницы проделали бегом, когда нахмуренный, раздосадованный собственной неудачей Ривейрас записывал на первом подвернувшемся листе горестную повесть дежурной медсестры.
— …Я прилегла вздремнуть… знаете, так, вполглаза… Это было где-то часа в два ночи. Все было тихо. Потом я услышала в коридоре шаги. Я сначала подумала, что, может быть, кто-то из больных встал. Выскочила в коридор. Смотрю, этот идет. Ну, я сначала не поняла. Думала, может кто из практикантов. Спросила, что ему здесь надо? А он спокойно так подошел, как ни в чем не бывало, и кулаком меня прямо в висок, шварк! У меня искры из глаз, в голове звон. Ну, а этот меня в манипуляцию затащил. Я, было, подумала, что это маньяк какой-то, когда он меня к стулу начал приматывать. Я сижу, не дышу. Как говорится, ни жива, ни мертва, а он меня лейкопластырем примотал, вышел и дверь запер. Потом я услышала, как он убегал, а этот товарищ, — она обвела взглядом всех присутствующих и кивнула на Ривейраса, — вроде бы, его догонял. Вот я и начала как-то пытаться шуметь, чтобы меня освободили.
— Хорошо, — задумчиво кивнул Полковников, глядя на перепуганную сестру. — Лица нападавшего вы, конечно, не запомнили?
— Он был в медицинской маске и шапочке, — словно оправдываясь, начала она. — Я видела только лоб и глаза.
— Ладно, описывайте то, что видели, — Полковников взял на себя роль следователя.
— Глаза у него такие серые, холодные, довольно широко посаженные. Брови прямые, — медсестра на некоторое время задумалась. — Ну, что еще… Лоб высокий. Да так, вроде, и все…
— Рост не приметили?
— Ну, где-то, вот с него, — она указала рукой на Ривейраса.
— Понятно, выше среднего, — прокомментировал Алексей. — Еще что-нибудь можете вспомнить?
Медсестра задумалась.
— А, вот еще! Он меня, когда к стулу примотал, по щеке похлопал и сказал с такой издевкой: “Буэнос ночес, крошка!
— Так прямо и сказал? — Полковников посмотрел на Войтовского. — Да, вроде, — пожала плечами девушка.
— Скорее всего, наш, — усмехнулся Войтовский. — Вот ведь какое кино получается. М-да… Ладно, вы тут разбирайтесь, а я отвезу шприц в лабораторию. Посмотрим, чем наш старый знакомый собирался Бейбутова потчевать.
— Захвати с собой лейкопластырь. Глядишь, еще и пальчики всплывут. — Напутствовал
— Простите, сестричка, вас как зовут? — Подсаживаясь к столу, спросил Алексей, когда Войтовский вышел из кабинета главврача.
— Алена, — вздохнула девушка.
— Алена, — медленно повторил Алексей, словно пробуя на вкус каждый звук. — Красивое имя. Вот что, Алена, принесите-ка нам историю болезни Родиона Бейбутова. Посмотрим, что там у него значится в графе: “ближайшие родственники”.
Медсестра послушно вышла.
— Ты что-то удумал? — Поинтересовался Ривейрас.
— Да ничего такого я не удумал, — отмахнулся Алексей. — Просто отрабатываю все варианты связи. Я когда с соседкой Бейбутова разговаривал, она сказала, что у Родиона была жена Надя, которая с ним рассталась из-за его походов. Так сказать, не сошлись характерами. Если это действительно так, то вполне вероятно, что между ними остались дружеские, может даже, почти родственные отношения. И вполне может статься, что с этой самой Надей стоит поговорить. — Так себе вариант, — скривился Ривейрас. — Шансы пятьдесят на пятьдесят.
— Тут ты не прав. Если она ушла от Бейбутова менее двух лет назад, а это вполне возможно, поскольку более давние события соседи, обычно, просто не помнят, то шансы стремительно возрастают. Ну, а сто процентов, — надо было лучше твоего гостя держать.
— Леша! — Укоризненно посмотрел на него Ривейрас. — Ну что ты, в самом деле!
— Да ладно, ладно. Не ярись. Мы все виноваты, недооценили. Экий колобок! И от дедушки ушел, и от бабушки ушел.
Возвращение медсестры прервало беседу сотрудников агентства. — Так, адрес. Это ясно, это адрес бригадира, с его слов писали. А вот — то, что нам надо. Адреса нет, только телефон. Надежда Бейбутова. Триста двадцатая АТС это Орехово. Что ж, устроим раннюю побудку. Володя, ты как, совсем оклемался?
— Немного, — кивнул Ривейрас.
— Ну, и славно. Машина внизу. Сейчас я созвонюсь с женой Бейбутова. Прокатишься за ней, привезешь сюда. По дороге объяснишь политику партии.
Попробуйте в четыре часа не то ночи, не то утра позвонить женщине, муж которой лежит в больнице едва живой, и сообщить о том, что ей надлежит срочно прибыть в эту самую больницу. Скажите при этом, что машина за ней уже вышла, и, если только отношения ее с мужем, пусть и бывшим, не напоминают боевые пляски скорпионов в банке, тогда появление ее в скором времени перед вами, а не в ближайшей кардиологии, можно объяснить лишь чудом.
Надежда Бейбутова являла собой подобное чудо. Лицо ее было бело, как халат, наспех накинутый на плечи, и в каждой черте ее миловидного лица читались тревога и растерянность.
— Присаживайтесь, пожалуйста, — предложил Полковников, пододвигая стул.
Уголки губ женщины поползли вниз, словно она готова была расплакаться. Собственно говоря, так оно и было.
— Ну, не надо, не надо. С Родионом ничего не случилось. Он жив, и в ближайшее время, надеюсь, поправится.
— Да, — кивнула она, с трудом выдавив из себя это короткое слово.