Танцы на осколках

Пасынкова Юлия Александровна

– Вот те раз, - снова повторила я, оглядываясь на тело.

У меня окончательно пропал аппетит, я запихала еду обратно в торбу, отряхнула руки и поинтересовалась у возницы:

– Никогда их раньше не видела. Слушай, дядя, а в доме-то бабкином сейчас что творится?

– Когда я старуху забирал, там словно ураган прошел. Я тело-то в телегу кинул, двери у избы подпер и ну оттуда. Нехорошее там место.

Я посмотрела в сторону холма, где жила бабка. До него верст пять, до вечера доберусь, а там уже и место для ночлега готово. Я про себя улыбнулась:

–

Ну, ладно, мил человек, - подобрав юбки, я на ходу спрыгнула с телеги, - пора мне.

– Куды ж ты теперь? – крякнул мужик, остановив бричку.

– А в город подамся, может, где служанки нужны.

– Дык погоди, давай довезу-то хоть до села?

– Спасибо, отец, но я отсюда уже дорогу знаю, сама дойду.

Возница хмыкнул что-то себе в бороду и, легонько хлестнув кобылку, поехал дальше, мелко трясясь на кочках. Я, дождавшись, пока телега скроется за поворотом, бодро потопала на виднеющийся невдалеке холм, где по рассказу мужика должен был быть пустой бабкин дом.

Немного поплутав, но добравшись к вечеру до избы, я устроилась со всеми удобствами. Мужик не соврал: в доме все было перевернуто. Перебирая бабкины вещи, я нашла там же ее одежду, немного солений-варений в погребе, горшки с мазями и кучу ненужного барахла. Книг, которые упомянул возница, не было, ну да бог с ними. Я устроилась со всеми удобствами, однако, вскоре мне пришлось переехать в замок - надо было как следует его изучить перед новым делом. Избушка же пустой тоже не стояла: в ней я хранила свой скарб и готовила яд. Так что мухи удачно были отделены от котлет.

375 год от наступления Тьмы

месяц Хлеборост

8 день

Хату, в которой я обосновалась больше месяца назад, местные обходили за три версты, спасибо священному страху перед ведьмами пусть и мертвыми. Чужие же про домишко в лесу не знали. Из города до избы было полдня пути. Я, бросив в лесу горе-стражника, уже вечером встретилась в одной корчме на тракте со скупщиком и успешно сторговала себе сто пятнадцать золотых за рубин, не хило а? Сейчас же мне оставалось только забрать свои пожитки из избы и пополнить запасы кое-каких снадобий, и можно было переехать в город, пожить в свое удовольствие.

Я складывала вещи в торбу в приподнятом настроении. На печи вовсю булькало мое зелье в бабкином котле. Ребро, сломанное при падении, уже не беспокоило, и я, тихонько напевая себе под нос, предвкушала хорошую комнату в лучшей городской корчме, мягкую перину, а не старый соломенный тюфяк и много вкусной еды. Мои размышления прервал треск сучьев за окном - кто-то приближался. Лихорадочно похватав бабкины тряпки, сваленные в углу, я нацепила побольше шалей и юбок, стараясь сойти за старую каргу. Повязав платок и натянув его пониже на лицо, я едва успела одеться и навести полумрак, как дверь отворилась.

375 год от наступления Тьмы

месяц Хлеборост

8 день

К полудню Брест дошел до деревни, указанной Лешиком. Местные крестьяне наотрез отказались проводить

его к бабкиному дому, да еще и чеснока в руки натолкали. Узнав от них же, что знахарка уже с месяц как преставилась, Брест крепко призадумался: с одной стороны бабка уже вряд ли что расскажет, с другой стороны, что делать дальше, бывший стражник не представлял. Терять было нечего и наемник двинулся в сторону зловещей хаты.

Дорожка, ведущая на вершину холма, была еще заметна среди высокой травы и кустов, но местами начала зарастать. Уже неделю стояла солнечная погода с короткими ливнями, так что через месяцок тропинка окончательно затянется, и найти избу будет почти невозможно. Брест шел, всматриваясь себе под ноги – один раз чуть было не наступил на змею. Лес кругом становился все гуще, и свет, пробивающийся сквозь крону деревьев, был уже не таким ярким, хотя солнце стояло еще высоко. В лесу темнеет быстро, и задерживаться в нем с наступлением темноты могут только непуганые дураки и самоубийцы. Кто его знает, что тут водится: лешие, навьи, может еще какая нечисть. С одним-то мечом против них не попрешь. Брест ускорил шаг, и вскоре тропка вывела его на большую поляну с добротно слаженной избой.

Не зная, чего ждать, наемник, стараясь не шуметь, обошел дом со всех сторон. Один вход, он же выход, окна завешены старыми тряпками, но внутри кто-то есть. Он вернулся обратно к дверям, осторожно вытаскивая меч из ножен. Наемник прикрыл один глаз, привыкая к темноте, и толкнул дверь.

В полумраке спиной к нему стояла грузная низкая фигура. От неожиданности та подпрыгнула:

– Тьфу, ты, ирод окаянный! Чаво вламываешься, как к девкам в баню. Стучать-то не учили?

Фигурой оказалась грязная старуха, которая пыталась отдышаться, поправляя платок. Пара седых прядей выбилась из-под него и завесила лицо, но взгляд, которым старая его наградила, просвечивал насквозь. Брест поежился - не любил всяких ворожей. А эта особенно пришлась не по душе: она вся походила на старую облезлую ворону, бесформенные телеса были завернуты в торчащие в разные стороны юбки и шали.

Вокруг старухи творился такой же бардак: кругом грязь и разбросанные вещи, больших размеров стол у окна был целиком завален какими-то горшками, пузырьками и прочим барахлом. За печью притаилась огромных размеров ступа, наполовину закиданная тряпьем. Кругом стоял полумрак: на окнах висели грязные засаленные тряпки, и свет, кое-как пробивающийся из окна, падал мутным серым пятном. Смердело так, что хоть топор вешай. В печи полыхал огонь несмотря на тепло за окном, а из внушительного котла, стоявшего тут же, изредка с бульканьем вырвались клубы вонючего пара.

– Ну, - его прервал скрипучий голос, - по делу пытаешь, аль от дела лытаешь?

– По делу, по делу, – кивнул Брест, оставаясь на пороге. – Только говорят, будто ты померла недавно. Аль это не ты была?

Бабка помедлила немного, и, пожав плечами, принялась убирать вещи со стола:

– Отчего ж не я-то? Я, конечно, – она противно хихикнула.
– Только так это дурачье деревенское от меня отстанет. Да ты не стой на пороге-то, не стой. Дверь закрой, а то комаров напустишь.