Танцы с королями
Шрифт:
Огюстен, сидевший с приятелями на одном из таких ковров у края рощи, имел возможность наблюдать сверху за реакцией многих зрителей. Аплодируя актерам после удачно сыгранной сцены, он случайно скользнул взглядом вдоль одного из рядов кресел и заметил ее. Освещенная отблеском факелов, горевших над театральным помостом, увлеченная игрой короля, девушка подалась вперед и восторженно смеялась, не переставая аплодировать; пальцы ее были унизаны дорогими перстнями. Затем она уселась поудобнее и продолжала с неослабевающим интересом следить за разворачивающейся на сцене драмой, не зная, что Огюстен не мог оторвать от нее глаз.
Судя
Однако, когда актеры отвесили публике последний поклон и сотни зрителей стали пробираться из своих кресел к выходу, Огюстен не смог в этом столпотворении пробиться к цели. Находясь от нее в нескольких шагах, он смог рассмотреть девушку как следует и пришел к выводу, что вблизи она выглядела не менее очаровательно. И тут же послышался ее чистый, похожий на звон серебряного колокольчика, голосок, которым девушка обращалась к мужчине средних лет, заботливо оберегавшему ее от толчков:
— Я так рада, папа, что ты позволил мне посмотреть этот спектакль! Пьеса была превосходна, не правда ли?
Несколько секунд спустя совершенно неожиданно, словно повинуясь какому-то наитию, девушка повернула голову и, посмотрев на Огюстена, похоже, сама удивилась своему поступку. Он мог заключить из этого, что, несмотря на очень сильное впечатление от спектакля, девушка каким-то чудом поняла, что за ней наблюдают. Так это было или нет, но их взгляды встретились и они довольно долго смотрели друг на друга. Причем глаза девушки открывались все шире, а взгляд Огюстена становился все более напряженным. Ее щеки покрылись румянцем, и она поспешила отвернуться. К досаде Огюстена, между ним и девушкой образовалось препятствие в виде плотного скопления зрителей и в этом людском водовороте они стали удаляться друг от друга. И все же девушка еще раз посмотрела на него, и на ее губах мелькнула озорная улыбка, а затем, отодвинутый еще дальше новой волной зрителей, Огюстен совершенно потерял ее из виду.
С тех пор он искал ее повсюду. Но в этой круговерти, когда повсюду были толпы гостей, постоянно переходивших от одного вида развлечений к другому, это было все равно что искать иголку в стоге сена, и его поиски пока так и не увенчались успехом. У него не было ни малейшего представления о том, кто она и откуда родом, поскольку он никогда раньше не видел ее отца, однако она затронула в его сердце струну, которая доселе молчала, и теперь его снедало беспокойство и отчаянное желание увидеть ее снова.
Наконец, наступил третий, последний вечер празднества. Тщетно вглядываясь в лица танцующих, Огюстен побродил некоторое время среди них, а затем, пройдя через многие «комнаты» на открытом воздухе, спустился на берег озера, куда к этому времени начинали стекаться все гости, чтобы увидеть последний акт представления знаменитой легенды. Раздался гром аплодисментов, и по воде на середину озера, словно лебедь, величаво выплыл Дворец Волшебницы, поблескивающий серебряными башнями и выглядевший, действительно, как в сказке.
Под звуки фанфар на позолоченную сцену ступил король, также в золоченой одежде. Он предстал
Огюстен вскарабкался на пьедестал одной из статуй, и при свете фейерверка стал всматриваться в лица зрителей. И наконец-то он увидел ее. Его душа возликовала, однако очень скоро радость уступила место разочарованию, ибо он понял, что девушка уходила.
Теперь самое интересное было позади, и отец быстро уводил дочь туда, где стояли небольшие открытые экипажи, в которых обычно совершались прогулки по парку.
Огюстен спрыгнул с пьедестала. К тому времени, когда он пробрался через толпу к стоянке экипажей, интересовавшая его коляска уже резво катила по безупречно ровной аллее, успев отъехать на значительное расстояние. Огюстен бросился догонять. Люди, которых он расталкивал на бегу, смотрели на него, как на сумасшедшего. Кое-кто даже смеялся и улюлюкал вслед. Он знал, что у него нет шансов догнать коляску, но не терял надежды на то, что ему удастся разузнать имя девушки, прежде чем экипаж минует главные ворота.
Огюстен опоздал. Когда он, запыхавшись, вбежал во внутренний двор, прогулочный экипаж уже был пуст и его убирали со стоянки, а за оградой виднелся верх тяжелой кареты, покачивавшейся на рессорах. Огюстен стал расспрашивать форейторов и привратников, но никто ничего не знал. Это означало, что отец девушки редко появлялся при дворе. Скорее всего, он приехал откуда-то издалека. Огюстен испытывал огорчение из-за того, что имя девушки так и осталось неизвестным. Ее прелестное личико глубоко отпечаталось в его памяти, и Огюстену оставалось лишь надеяться на то, что в будущем судьба опять сведет их.
К концу праздника гостеприимство короля приняло формы, обычные для таких сборищ. Утром все выезжали на охоту, а день был посвящен игре в карты, танцам, музыке и различным спектаклям, в которых играли придворные и их жены или пассии. Иногда выступали и бродячие артисты. На этот раз сцену заняла труппа Мольера.
Жанна уже привыкла к своим четверым постояльцам и их слугам, бесцеремонно вторгшимся в ее дом. Огюстена, за которым она не переставала наблюдать, временами посещало грустное настроение, и в такие моменты он уходил в себя; однако он продолжал вместе с друзьями участвовать во всех развлечениях королевского двора.
После утренней охоты они обычно возвращались в хижину Дремонтов, чтобы переодеться и принять ванну, для чего использовалось корыто, а затем облачались в роскошные камзолы, украшенные позументами и кружевами. То, что они постоянно мылись, крайне удивляло Жанну, которая до сих пор считала, что знатные люди прибегают к помощи воды и мыла не чаще, чем бедные крестьяне, хотя и могли позволить себе плескаться в горячей воде в любое время суток. Теперь она убедилась в обратном. Ее котлы вскипятили уже столько воды, сколько никогда до этого не бывало в них за все время их существования, еще с тех пор, когда ими пользовалась свекровь. Слуги то и дело бегали с ведрами и бадьями к колодцу, стоило лишь их молодым господам захотеть смыть с себя пот после всего, что требовало физических усилий.