Танцы с огнем
Шрифт:
Роуан вскинула голову.
— Пусть только попробует меня отстранить.
— Я не это сказал. Ты в третьей бригаде. Если не случится вселенской катастрофы, вряд ли вызовут всех сразу. Ты ведь дипломированный диспетчер, не так ли?
Роуан выхватила у него банку, отпила немного.
— Да. — Она вернула ему напиток и продолжила осматривать парашют. — Спасибо, что сообщил.
— Не стоит благодарности. И насчет всего этого…
— Я не желаю, чтобы меня утешали, защищали, советовали мне что-то… Мне это не нужно.
— Да заткнись ты наконец. — Он воздел
— Это ты заткнись.
Галл выдавил усмешку.
— Кто как обзывается, тот так и называется. Я первый сказал. Успокойся. Я не думаю, что Брейкмен — только твоя проблема.
— Я не волнуюсь. Я могу позаботиться о себе, и я не дура. До сигнала тревоги я найду, чем заняться и здесь, и в спортзале.
Она аккуратно вытащила прутик, отметила дюймовую прореху, немного опустила парашют.
— Ночью Брейкмен ускользнул от копов, протолкав огромный пикап через свой задний двор и соседский до самой дороги. Он загрузил пикап всем, что ему может понадобиться в глухих лесах. То есть и он не дурак.
— Я рада за него.
— Но он дважды оставлял свое оружие на видном месте. Дважды. Ружье зарегистрировано на него, винтовка с его именем. А это предельно глупо.
— Ты опять думаешь, что он ничего этого не делал.
— Да. Не хотелось бы, конечно, думать, что это не он, потому что тогда у нас вообще ничего нет. Мы не знаем, кто и почему. С другой стороны, вряд ли этот кто-то вернется на базу, чтобы поупражняться в стрельбе. Малая вероятность не дает полной уверенности, но несколько успокаивает.
— Глупо стрелять в меня, когда Брейкмен сбежал, и копы точно знают, какое оружие он с собой прихватил. — Да, она не дура, напомнила себе Роуан, но злость мешает думать логически. По всему видать, у Галла та же проблема. — Галл, если это не Лео, почему кто-то все время его подставляет?
— Потому что Лео засранец? Потому что он легкая мишень? Потому что кто-то хочет его уничтожить? Может быть, и первое, и второе, и третье. Просто будь осторожнее и хитрее, но не нервничай.
— Я не нервничаю. Я злюсь.
— Значит, нервничает твое подсознание.
— Ладно, хватит. — Роуан обследовала верхушку парашюта, сетку, отметила расползшийся шов, прикрепила ярлык. — Наверное, я должна позвонить папе. Он услышит от других и разволнуется.
— Я только что поговорил с ним. Мы все обсудили.
— Он здесь? Почему он не…
— Я ему позвонил.
Роуан резко развернулась.
— Что ты сделал? Какого дьявола ты обсуждаешь мои дела с моим отцом за моей спиной?
— Это называется мужская дружба. Тебе не понять. Я верю в равенство полов, в равную плату за равный труд и в то, что когда-нибудь — надеюсь, позже, чем раньше, — подходящая женщина станет лидером свободного мира. Но тебе не понять ритуалов мужской дружбы, как и мужчинам не понять, почему большинство женщин одержимы туфлями и прочей обувью.
— Я не одержима туфлями, поэтому не переводи это в культурную или… или в гендерную плоскость.
— У тебя три пары летных ботинок. Двух было бы вполне достаточно. У тебя четыре пары кроссовок, хотя
— Прежде чем выбросить первую пару, я начинаю разнашивать третью, чтобы не натереть ноги. И у меня четыре пары кроссовок, потому что… черт… ты пытаешься отвлечь меня от главного!
— Да, но я еще не закончил. У тебя две пары турботинок, три пары босоножек и три пары очень сексуальных лодочек на шпильках. И это только здесь, на базе. Одному богу известно, сколько еще обуви таится в твоем домашнем шкафу.
— Ты ведешь учет моей обуви? И ты еще говоришь об одержимости?
— Я просто наблюдателен. Лукас просил тебя позвонить, когда освободишься, а если он в это время будет летать, оставить текстовое или голосовое сообщение. Вечером он приедет. И он рад, что я тебя прикрываю. А тебе придется прикрывать меня, не возражаешь?
Она не успела его отчитать и вздохнула.
— Да. Ты победил своим здравым смыслом и обличительной речью об обуви. Которой я не одержима.
— У тебя еще куча сережек, и ни одни из них ты обычно не носишь. Но это мы обсудим в другой раз.
— Уйди, пожалуйста. Поизучай что-нибудь.
— Ты могла бы поучить меня укладывать парашюты. Я хочу получить сертификат.
— Может быть. Возвращайся через час, и мы… — Взвыла сирена. — Урок отменяется. Я иду в диспетчерскую.
— Я тебя провожу. Держи.
Галл протянул ей бейсболку и солнечные очки, а в ответ на ее хмурый взгляд просто надел свои.
— Что это?
— Маскировка, — ухмыльнулся он. — Приказ Доби. Подчинимся, а то он закажет в Интернете фальшивые усы и клоунские носы.
Роуан закатила глаза, но надела очки и бейсболку.
— И что? Мы теперь близнецы? Где твои титьки?
— На тебе. И должен сказать, отлично на тебе смотрятся.
— Согласна, но пусть все перестанут волноваться обо мне и выполняют свою работу.
В четыре часа пополудни она прыгала в огонь, выполняя свою.
Глава 23
Июль зажигал по всему западу. Монтана, Айдахо, Колорадо, Калифорния, Дакота, Нью-Мексико изнывали от жары и молили о дождях. Хватало вспышки молнии, малейшей человеческой небрежности, чтобы искры, подхваченные порывами ветра, превращались в пожары.
Восемнадцать суток подряд пожарные-парашютисты, растерявшие все накопленные за зиму жировые запасы, прыгали в горящие леса и боролись с огнем в каньонах, горах и лесах. Боль, изнеможение, травмы, реки соленого пота… Под непрерывным градом огненных ядер, легко преодолевавших с таким трудом возведенные преграды, некогда было думать о чем-то постороннем, даже о безуспешной охоте на Лео Брейкмена, которая шла уже третью неделю.
Зули — и среди них Роуан — пробивались вверх по склону горы Блэкмор с отчаянием смертников, брошенных в самое пекло. Огонь метался над землей и огненными змеями обвивал стволы. Люди валили горящие деревья, спиливали и срубали нижние ветви, пытаясь остановить огненный фронт, не допустить верховых пожаров. Не дать ведьме победить.