Танцы с Варежкой
Шрифт:
— Да нет, мама, она его любит.
— А, по-моему, она любить не умеет вообще. И знаешь, Варька, если бы не Стас…
— При чем здесь Стас? — испугалась Варя.
— Знаешь, я была бы даже рада… если бы ты у нее Ивана отбила! Пусть бы знала, мерзавка, каково это…
— Мама, ты с ума сошла! — закричала Варя.
— Да… Я сошла с ума… Поневоле сойдешь…
— Ты что, до сих пор его любишь?
— Нет, давно уже нет… Но, знаешь, я поняла, что многие любовные драмы замешаны не столько даже на любви, сколько на уязвленном самолюбии. Поверь, зачастую это такая непереносимая
— А мужчины?
— И мужчины тоже.
— Знаешь, мама, Пирогов купил нам со Стасом квартиру на свадьбу. В знак возмещения ущерба…
— Но Стас, конечно же, отказался?
— Конечно.
— Опять-таки самолюбие взыграло! Но это-то как раз правильно. Он мужик, настоящий мужик, твой Стас!
После того разговора Анна Никитична ни разу больше не заговаривала о Пирогове, не требовала, чтобы Варя отказалась от съемок в фильме, который он спонсировал, но в Москву по-прежнему отказывалась ехать, даже когда Варя пригласила ее на премьеру «Песен шмеля»…
— Бог даст, приедете сюда на гастроли, русская антреприза частенько бывает в Германии…
А Никита в начале лета приезжал в Москву, и даже ездил с Варей на «Кинотавр» и прошел с ней по красной дорожке вместо кавалера, что вызвало восторг и умиление зрителей и журналистов. Идея принадлежала Кате Вершининой! Дима на фестиваль не поехал, со Стасом они уже расстались, Семена Романовича тоже там не было, а идти абы с кем Варя не пожелала. Зато Никита был невероятно горд и счастлив. Он ничего не говорил про Стаса, как будто забыл о нем. И только один раз, когда Варя о чем-то поспорила с ним, он поднял на нее глаза и сказал:
— Мама, не спорь, я это точно знаю!
— Как ты можешь это знать?
— Но знал же я, что твой Симбирцев плохой!
Варя прикусила язык.
Она обожала играть «Песни шмеля». И хотя каждый раз перед спектаклем ее трясло от волнения, выходя на сцену, она ощущала такое счастье! Как-то на гастролях в Екатеринбурге Дима вдруг без предупреждения начал играть совершенно по-другому. Сначала она испугалась, но потом вдруг поймала его любопытный взгляд и повелась за ним, как рыба за блесной…
— Молодчина! — шепнул ей Дима.
— А ты сволочь!
— Нет, просто не всегда же ты будешь играть со мной, должна быть готова ко всяким передрягам…
Филипп, который присутствовал на спектакле, разразился длинной речью по поводу влияния какого-то отдельного уральского космоса, а в результате сказал:
— Вы, каждый сам по себе, превосходные артисты, но в дуэте вы совершаете просто чудеса! Я не люблю все эти ваши фильмушки, но Шилевичу отдаю должное! Какой изумруд он откопал в Альпах! Да еще догадался спарить его с таким бриллиантом, как Дима! Браво!
И хотя на репетициях он иной раз нещадно ругал своих артистов, но, если был доволен, расточал им невероятные комплименты, и они его боготворили!
После выхода Димы из больницы это был первый спектакль.
— Варька, сегодня, несмотря на лето, полный зал! — сказал Дима, целуя ее в щеку.
— А
— Ну, ты что! Нельзя так говорить! Какие планы после спектакля?
— С тетей Надей встречаюсь, пошептаться надо.
— А кстати, как там кастрюля?
— Какая кастрюля? — не поняла Варя.
— Надеюсь, она стоит на маленьком огне?
— Господи, раньше это называлось горшком! — засмеялась Варя.
— Неважно. Конфорку-то включить не забыла?
Но тут его кто-то позвал. Неужели он не шутил? — испугалась Варя.
Варя соскучилась по этому спектаклю, тем более что и Дима явно был в ударе. Публика тоже попалась легкая, прекрасно реагировавшая на каждую реплику. По ходу пьесы герои танцуют, вернее, не столько танцуют, сколько топчутся под медленную музыку. В этой сцене на Варе шикарное черное платье, с очень низким вырезом на спине. Сколько уж раз они играли эту сцену, и вдруг Варя почувствовала, что Димина рука, лежащая у нее на спине, ведет себя как-то неправильно… Она вздрогнула.
— Это я конфорку включил, — шепнул он ей на ушко. Ее обдало жаром.
— Дим!
В последней сцене герой застает героиню стоящей у окна. Она ждет, когда он выйдет из дома, они только что смертельно поссорились и, казалось бы, простились навсегда. Но он на цыпочках входит в комнату, приближается к ней, кладет ей руку на плечо. Она резко оборачивается и оказывается в его объятиях. Тут всегда гром аплодисментов! Но сегодня Дима подошел к ней, обнял сзади и прижался губами к шее. Потом сам резко развернул Варю лицом к себе и поцеловал. По-настоящему. Гром аплодисментов не заставил себя ждать. Занавес закрылся. К ним подскочил Филипп:
— Гений! Гений! — зашептал он Диме. — Сколько страсти, сколько чувственности! Так и дальше играйте!
Их долго вызывали на поклоны, подносили букеты, Филипп тоже выходил кланяться. Варя искоса взглянула на Диму. Он был невозмутим. Но в какой-то момент она поймала его взгляд. Глаза смеялись. Слава богу, это была шутка, очередная его выходка.
Наконец, Варя принялась снимать грим. В дверь постучали.
— Войдите!
— Варежка!
— Надежда Михайловна! Тетя Надя!
— Варька, ты была прелестна! Вы такой дивный дуэт! Я огромное удовольствие опять получила! А все-таки это не Сеня, а я тебя первая заметила! Снимай скорее грим, хочу тебя расцеловать! Слушай, у вас с Димой что-то есть?
— Вы о чем? — перепугалась Варя.
— У вас роман?
— Да что вы! Ничего такого нет!
— Значит, будет.
— Нет, нет, с чего вы взяли?
— Он в тебя влюблен, Варька.
— Тетя Надя, это чепуха! Он вечно меня испытывает на сцене, то одно придумает, то другое… Не берите в голову!
— Ну, а другой кто-то уже завелся?
— Тетя Надя…
— Только не говори, что любишь Стаса!
— А если так?
— Но как можно? Все знают, что он тебя бил!
— Тетя Надя, он меня не бил! Никогда! Почему сразу все решили, что он меня бил? Стас хороший, благородный человек, он в принципе не может ударить женщину, он любил меня, и я просто не понимаю, откуда эта глупость взялась!