Танец ангела
Шрифт:
— Массу, но ничего дельного. Не знаю, как у вас, а у нас всегда полно тех, кто якобы все видел. Сказать, что телефоны перегреты, — это ничего не сказать.
— И ничего конкретного?
— Сейчас — нет, но это как обычно, сами знаете. В этот раз нам охотно помогли газеты. Белый европейский мальчик, зверски убитый в неблагополучном районе к югу от реки, — это реальный повод. Не то что когда черные убивают друг друга ради наркотиков — попробуй уговори газеты об этом написать! А сейчас все пишут, и возмущенные граждане
— А Гетеборг второй в Швеции, и всего полмиллиона.
— И черных нет?
— Как же нет.
— Но наркотиков не очень много?
— Все больше и больше.
— А вы получили газеты, что я отправлял с диппочтой?
— Да.
— Тогда вы сами видели. Когда «Сан» потребовала установить в Клэфэме комендантский час до тех пор, пока не найдут убийцу, возмущенная общественность предпочла вмешаться и максимально помочь расследованию.
Винтер вдруг спросил:
— Что вы имели в виду, когда сказали, что мы стоим на сцене?
— На сцене?
— Да, почему вы так назвали?
— A-а… У меня есть ощущение, что кто-то за нами наблюдает, сверху, недоступный. Прямо сейчас.
— Мне тоже так кажется, — сказал Винтер.
— Наверное, это из-за штатива. Вроде бы это оказался штатив для съемок.
— Зачем ему непременно понадобился штатив?
— Хороший вопрос…
— Может, чтобы руки не были заняты? — Винтер думал вслух. — Все шло по какому-то плану.
— Может, тогда и сценарий был написан?
— А он нужен?
— Обычно нужен.
Со столика у другой стороны кровати зазвонил мобильный.
— Минутку, — сказал Винтер Макдональду и перевернулся на кровати.
— Эрик, это Пиа из лаборатории, — раздался женский голос. — У нас тут проблемы с той чужой кровью на плече мальчика. Произошла путаница, ужасная ошибка.
— Путаница? Как такое может происходить?
— Не может… Но происходит.
— Я понял. — Винтер не был уверен, что его тон поймут правильно там, в лаборатории. — Я тебе перезвоню, у меня на проводе висит человек. — Винтер вернулся к Макдональду: — Прошу прощения.
— Ради Бога.
— Нам надо все хорошенько обговорить, и кое-что я должен увидеть своими глазами.
— Когда вы приедете?
— Как только получу «добро».
— Я буду только рад, и мой шеф тоже. Конечно, в таких случаях надо кооперироваться.
— Я позвоню, как только что-то определится, — сказал Винтер и положил трубку.
«Всем нужен сценарий, — сказал Макдональд. — Мы на сцене и кто-то недосягаемый за нами наблюдает. Мы — часть общего замысла. Мы постоянно ошибаемся. И учимся на ошибках».
— Санитар «скорой помощи», — сказала Пиа Фреберг.
— Что за
Блондинка Пиа, высокая и спокойная, стояла посреди кабинета, где горы книг и бумаг свешивались с полок. Она уже не стесняется носить очки, подумал Винтер, когда ее увидел.
— Он накануне порезал руку. Как раз где кончается перчатка.
— Черт побери.
— А потом он ободрал ранку о косяк двери, когда они протаскивали носилки, и кровь с его руки попала на плечо мальчика, когда они его заворачивали.
— Одна капля! — воскликнул Винтер. — Одна капля, которой я так радовался.
— На самом деле ты мог бы сказать мне спасибо, Эрик. Проверить подозрение занимает столько же времени, сколько найти повод для радости.
— Прости.
— Ничего.
— Так вы, значит, проверили всех?
— Да.
— А я-то надеялся, что все, что нам нужно, — это одна хорошая зацепка.
— Куда же подевались талантливые следователи?
Винтер подумал о Габриэле Коэне, которого назначили на следующий день после того, как расследование пошло полным ходом. Коэн, как и Винтер, читал все бумаги, выходящие с принтера Меллестрёма, ждал, готовился.
— Коэн начеку, — сказал Винтер.
— Хорошо. Медицина не всегда сможет тебе помочь.
— Могу я пригласить тебя на ужин?
— Нет.
Пиа, улыбаясь, стала надевать жакет, блузка обтянула грудь.
— Мой муж опять вернулся.
— Я думал, у вас все кончено.
— Я тоже так думала.
Винтер поднял руку в знак прощания и вышел из комнаты. Мимо провезли носилки, донесся обрывок фразы.
В последние дни солнце совсем не показывалось. Взамен толстый слой влаги обернул дома и улицы. Две ночи подряд падал снег, только по ночам. Винтер смотрел под ноги. Следы от сотен ног — может, и егоног? — сплелись на тротуаре в причудливый рисунок. «Может, он следит за мной? — думал Винтер. Стоял, ждал тут, а потом пошел в ту сторону, куда я сейчас иду».
Похоже, высокое давление прошлых дней обостряло его чувства морозцем, чистым воздухом, солнечными лучами. А теперь его окружает влажность, как вата, и гасит мысли.
«Я хожу по кругу, — думал он, — расследование идет вперед, а я хожу по кругу. Я не смотрю по сторонам, я иду вперед и внезапно понимаю, что не знаю, где нахожусь, и только тогда приходится поднимать голову и осматриваться. Но я же исходил эти улицы вдоль и поперек за четырнадцать лет на службе».
В этих размышлениях Винтер дошел до городской библиотеки. Широкая улица растворялась впереди во влаге у площади Кунгспортсплатсен. Время ленча уже прошло, и было почти безлюдно, только несколько человек ждали трамвая на остановке. Начал падать тяжелый, мокрый снег. На прошлой неделе весна что-то прошептала, но сейчас уже никто и не помнил, что именно.