Танец богов
Шрифт:
— Да, сэр. — Мартин подскочил к столу и принялся лихорадочно накручивать диск телефона.
«Время истекает, — подумал Киракис. — Быстрее, чем я ожидал. Мои дни сочтены».
Александр примчался в Мемориальную больницу немногим позже того, как его отца доставили туда на «скорой». Перед самой палатой Киракиса его перехватил доктор Лэнгли.
— Пройдемте со мной, — пригласил он Александра в свой кабинет. — Прежде чем вы повидаетесь с отцом, я хотел бы поговорить с вами. По словам мистера Киракиса, вы до сих пор не подозревали
— Это мягко сказано, — процедил Александр. — Что вы имеете в виду под «его состоянием»?
— Его уточненный диагноз можно представить так: рак легких с метастазами в позвоночном столбе, гепатокарцинома, печеночная недостаточность и наконец эдема, осложненная пневмонией, — сказал Лэнгли. — Кроме того, у него отек сердца и легких, а в отделяемом также обнаружены метастазы. Печень практически отказала. Я прописал ему антибиотики и ингаляции.
— И как долго он… болен? — спросил Александр, глядя на дверь отцовской палаты.
— На мой взгляд, около года. Возможно, даже дольше.
Александр изумленно вскинул голову.
— И все это время он знал о своей болезни?
— Нет, — быстро ответил врач. — Узнал он о своем заболевании месяца три или четыре назад. Диагноз поставил его доктор в Греции, который и порекомендовал вашему отцу, если он вздумает задержаться в Нью-Йорке, обратиться ко мне.
— Караманлис, — процедил Александр. — Опять он. — Кулаки его гневно сжались.
— Да. — Лэнгли чуть помолчал, затем добавил: — Однако в это время метастазы уже распространились из легких по организму и поразили другие органы. Помочь мистеру Киракису было уже невозможно. В таких случаях медицина бессильна.
Александр кивнул и судорожно сглотнул.
— Сколько ему… — он осекся, не в силах закончить фразу.
— Недолго, — правдиво ответил Лэнгли. — Он очень ослаб. Нам придется оставить его в больнице, поскольку только здесь можно обеспечить надлежащий уход. Его уже подключили к аппарату искусственного дыхания — дышать самостоятельно он сейчас не может. Боюсь, что он останется здесь до самого… — Лэнгли беспомощно передернул плечами.
— Да, я понимаю, — промолвил Александр. — Хотя я не думаю, что мой отец согласится остаться здесь. Он наверняка захочет… умереть в Греции. У себя на родине.
Лэнгли замотал головой.
— Это категорически исключено, — произнес он. — Он не вынесет дороги. Ваш отец сейчас в таком состоянии, что я вынужден настаивать на том, чтобы он оставался в больнице.
Александр призадумался.
— Что ж, попробую его отговорить, — сказал он. — Хотя ничего не обещаю. Мой отец очень упрямый человек.
— Да, я знаю, — устало улыбнулся Лэнгли.
— А сейчас я хотел бы посмотреть на него, — сказал Александр, вставая.
Лэнгли кивнул.
— Он про вас спрашивал. Только, прошу вас, не задерживайтесь. Ему дали снотворное.
Александр потупил взор, пытаясь сосредоточиться. У двери в палату доктор Лэнгли оставил его. Александр вошел и приблизился к кровати отца, окруженной всевозможными приборами. Глаза Киракиса были закрыты. Из ноздрей торчали тонкие резиновые трубочки,
— Папа, — негромко окликнул Александр.
Глаза Киракиса медленно открылись.
— Сынок мой, — хрипло пробормотал он. — Как я рад, что ты приехал!
— Почему ты ничего не сказал мне, папа? Почему ты всегда все от меня скрываешь?
— Я не хотел тебя огорчать, — с трудом пробормотал Киракис. — Не хотел, чтобы ты зря переживал. Помочь мне все равно было нельзя, а у тебя слишком много дел. Важных дел. Ты не имеешь права их запускать…
— Вот, значит, почему ты так внезапно решил уйти! — понимающе покачал головой Александр. — Да? — Он пытливо заглянул отцу в глаза.
— Я знал, что времени у меня осталось в обрез, — еле слышно прошептал Киракис. — Больше всего на свете я хотел провести это время рядом с тобой, чтобы хоть как-то компенсировать то, чего нам так не хватало прежде, чтобы помочь тебе приготовиться к новой роли… — Он закашлялся, ловя губами воздух.
— Папа! — голос Александра задрожал. — Я знаю, я так долго этого не говорил… Я люблю тебя, папочка!
В течение следующих двух недель Александр проводил у постели умирающего отца все свободное время. Порой он просто сидел у изголовья, прислушиваясь к дыханию отца, а иногда, когда Киракис был в сознании, они беседовали. В такое время Александру было трудно заставить себя поверить, что отец умирает. Тот, правда, стал очень бледен и сильно похудел, но Александр почему-то привык относиться к своему отцу как к бессмертному божеству. Даже после смерти матери, когда Александр впервые осознал, что и его родители — самые обыкновенные люди, он не мог представить себе, что и отца — живую легенду — может ждать такая же участь.
Однажды вечером, почувствовав себя непривычно бодрым, Киракис настоял, чтобы они поговорили по душам.
— Знаешь, Алекси, — сказал он, — мне было бы куда легче умереть, знай я, что ты остаешься не один. — И он выжидательно посмотрел на сына.
Александр покачал головой.
— Пока мне не посчастливилось встретить такую женщину, как мама, — сказал он.
— Хорошая жена и дети не менее важны в жизни, чем безграничная власть, — промолвил Киракис. — Даже более. Хотя сам я когда-то сомневался в этом. — Голос его затрепетал от волнения.
— Я в этом не сомневаюсь, папа, — сказал Александр. — Но только не уверен, что в моем лице достойная женщина обретет идеального мужа.
— Ты просто не пробовал, — слабо улыбнулся Киракис. — Знай я, что ты обзавелся семьей, я бы покинул этот мир без сожаления. Твоя мать… всегда так волновалась за тебя. — Он взял руку Александра и пожал её. — Она любила тебя.
— Она любила нас обоих, папа, — ответил Александр. Глаза его увлажнились.
Киракис едва заметно кивнул.
— Перед самой кончиной она взяла с меня слово — я пообещал, что у нас с тобой все изменится.