Танец души
Шрифт:
Он поцеловал ее в губы, они вдруг напряженно прижались друг к другу. Поцелуи стали долгими, пока Фиона не поплыла на волнах какого-то волшебного чувства, как будто лишившись собственной воли.
Она замирала от счастья в сильных объятиях мужских рук; ощущая на губах жаркие, страстные поцелуи, она испытывала дрожь, которой прежде никогда не знала.
Джим внезапно оторвался и отошел к камину, встал к Фионе спиной, закрыв рукой глаза.
— Уйди, Фиона, уйди, ради Бога, — выдавил он чужим голосом. —
Фиона трясущимися руками схватила плащ, накинула его и робко остановилась.
— Раз я не готов предложить тебе брак, Фиона, я не могу предложить и что-либо иное, хотя, клянусь небом, все в мире отдал бы за то, чтобы быть с тобою.
Он поднял белую руку Фионы, отодвинул край обтрепанного рукава старого черного плаща, нежно поцеловал и сказал:
— Благослови тебя Бог, моя милая. Я никогда, никогда не забуду, как чудесно мне было с тобой.
Не говоря ни слова, они медленно спустились по темной лестнице. Вниз по улице катилось одинокое такси. Джим остановил его и усадил Фиону.
— Я не поеду с тобой. Попрощаемся здесь, — сказал он.
Еще раз поцеловал руку, дал шоферу адрес ее квартиры и расплатился.
Она бросила последний взгляд на Джима, который неподвижно стоял на пустой площади и смотрел вслед такси, пока оно не скрылось из виду.
Дома, в своей квартирке, Фиона всю ночь ходила по гостиной. Спать она не могла. Разделась, легла в постель — все безуспешно.
Она до сих пор чувствовала на губах поцелуи Джима, ощущала его объятия, не могла остановить волнение в крови.
Когда она задремала, на миг ей почудилось, будто он и вправду с ней, но, очнувшись, она поняла, что это был только сон.
Фиона приготовила чашку горячего какао, пробовала почитать, но слова не доходили до ее сознания. Она никак не могла успокоиться.
Она все ходила по комнате, пока не увидела в маленькое окошко, что между крышами Челси пробивается рассвет; и вдруг разрыдалась.
Она долго плакала, а потом, совсем измучившись, провалилась в глухое забытье без сновидений.
Проснулась Фиона от сильного стука в дверь, открыла и обнаружила мальчишку-рассыльного с огромным букетом цветов.
От Джима — подсказало ей сердце, хотя карточки в нем не было.
Букет из белых и красных цветов был уложен в длинную, узкую коробку. «Как в гробу, — горестно подумала Фиона, — в могиле нашей любви».
Она долго не разворачивала упаковку, просто сидела на корточках и смотрела на нежные лепестки цветов.
Только в час дня она поднялась, умылась и оделась.
Подавленная горем, Фиона смутно помнила, что должна завтракать с Дональдом.
Когда тот появился, она еле успела собраться, поскольку потребовалось немало времени, чтобы скрыть следы слез.
Если
Она вышла, бледная и измученная, глаза ее были окружены темными кругами. Дональд мельком взглянул на нее и спросил:
— Ты не заболела, Фиона?
Она отрицательно тряхнула головой, и они, не говоря больше ни слова, медленно спустились по узенькой лестнице и вышли на улицу.
Фиона шла, усталая и мрачная, не интересуясь, куда они направляются.
Ее переполняли воспоминания о Джиме. Она ничего не слышала, кроме его голоса, ничего не видела, кроме его глаз, ничего не чувствовала, кроме его объятий.
«Джим, Джим, Джим», — казалось, выстукивали по тротуару каблуки, когда они переходили улицу, и лишь крепкая рука Дональда не позволила девушке попасть под проезжавшую машину.
А потом она обнаружила, что очутилась в небольшом рыбном кафе.
— Что будешь есть? — услышала она голос Дональда.
И вдруг с изумлением осознала, что это первые слова, которые он произнес после того, как спросил еще в квартире, не больна ли она.
Фиона была благодарна Дональду, что он не приставал к ней с расспросами. Посмотрев на него, она заметила, что он и сам выглядит не лучшим образом.
Она никогда прежде не видела его таким озабоченным.
Он изучал меню, явно заставляя себя сосредоточиться.
Наконец Дональд выбрал пирог с рыбой, а Фиона, будучи безразличной к выбору блюд, согласилась на то же самое.
Официантка отошла, и между ними воцарилось напряженное молчание. Они и раньше, бывало, сидели молча, но не оттого, что не находили слов.
Теперь же оба лихорадочно выдумывали тему, с которой можно было бы начать разговор.
В конце концов Фиона спросила:
— Что с тобой, Дональд? — надеясь, что его настроение никак с ней не связано.
Она знала, что Дональд в нее влюблен, но чувствовала, что не вынесет признания, которое на протяжении всей прошлой недели готово было сорваться с его уст.
Он поднял глаза, и Фиона удостоверилась, что ее опасения услышать сейчас его признание абсолютно напрасны.
— Фиона, — хрипло проговорил Дональд, — мне придется просить тебя об одолжении. Мне очень неудобно, но ты — моя последняя надежда, единственный человек, к кому я могу обратиться.
— Господи, Дональд, в чем дело? — Фиону испугало отчаяние в его голосе, и она с готовностью подалась вперед, забыв о собственных горестях.
— Мне надо достать сотню фунтов, — отрывисто сказал он.
— Силы небесные, для чего? — воскликнула Фиона. Дональд оттолкнул от себя тарелку и поставил локти на стол.