Танец масок

Сакрытина Мария

Директор с адвокатом в итоге договорились, что Фрида будет вести уроки, как любой школьный преподаватель – но в присутствии камеристки, конечно, чтобы приличия были соблюдены. И телесные наказания должен будет осуществлять директор лично: нельзя же юношам оголяться перед молодой женщиной! А в остальном Фрида вольна поступать, как ей заблагорассудится – оставаясь, конечно, в рамках утверждённой советом школы программой. И да, ни о какой оплате речь, конечно, идти не может. Работают мужчины, а леди только имеют увлечения. Ничего предосудительного, если Фрида вдруг увлечётся преподаванием, особенно для школы Дэримор. Лучший специалист в языке фейри достанется им бесплатно! Благотворительность, так сказать, дамы и господа. Леди

ведь обожают заниматься благотворительностью.

Узнав об этом (Фрида в разговоре не участвовала, она в это время прилично пила чай в соседней комнате – пусть мужчины решают свои мужские дела сами, раз так заведено), Фрида с очаровательной улыбкой поинтересовалась, сколько платят в Дэриморе преподавателям. Директор похвалился: в его школе не брезгуют давать лекции даже знаменитые лорды-учёные из-за рубежа – гонорар им предлагают очень высокий. Фрида покивала, а потом спросила, почему же она должна работать бесплатно. Свободолюбивая полукровка умела не только переводить и сравнивать языки, но и немного считать. Осознав, сколько примерно сэкономит на ней директор, Фрида почувствовала себя обиженной. Когда-то она согласилась выйти замуж – потому что это прилично. Когда-то она вела себя как образцовая жена, потому что это тоже прилично. Но что будет неприличного в том, что её, женщину, будут воспринимать наравне с мужчинами? Хорошо, пусть она и лучшая, но не рассчитывает ни на какое отношение сверх (хотя по правде говоря, почему нет, если лучшая). Но наравне-то можно?

«Вы же леди!» – просипел изумлённый директор, и даже родственник-адвокат посмотрел на Фриду как на сумасшедшую.

«Прекрасно, – кивнула Фрида. – Я леди и вы поступаете со мной не как джентльмен. Вы меня обворовываете на… Сколько, вы сказали, у вас платят учителям?» Потом добавила, что или она получает за свои уроки плату, как мужчина, или пусть директор ищет другого знатока фейрийского. Мужского полу. Тогда все точно будут довольны.

Директор был бы рад, но никого лучше Фриды не было. Через неделю переговоров, которые ни к чему не приводили, он восхитился «железной хваткой» маркизы Вустермор (что отнюдь не было для леди комплиментом). И пригласил её подписать договор.

С тех пор прошло почти четыре года. Страсти в обществе, где Фриду всячески осуждали, чуть улеглись (хотя мать время от времени ещё слала Фриде гневные письма). Ученики же привыкли к учительнице и больше не отпускали шуточки о том, что из рук нянек и гувернанток они уже выросли. А после первого выпуска и их родители перестали настаивать на увольнении леди-преподавательницы.

Схема-рыба тем временем закончилась, вопросов у учеников, как обычно, не нашлось. Преподавать в Дэриморе вообще было легко: только одна проблема – подготовить учеников к выпускным экзаменам у самого императора. В остальное время действовал постулат «преподаватель всегда прав». Фрида могла бы дать список древних глаголов на зубрёжку – и это было бы нормально. А тех, кто не вызубрил, на следующей неделе отправить к директору для наказания. Учителя на уроке не принято было спрашивать, у соседа – не принято списывать. Иной раз Фрида задавалась вопросом: её ученики вообще живые? Живые, конечно, но чтобы расшевелить их требовалось много сил и смекалки. А уж объяснить детям, что она приветствует вопросы на своих уроках, а ошибки в процессе обучения – это нормально… У Фриды такое получалось редко. Она сама прошла похожую школу, когда за вздох не вовремя наказывали палкой по пальцам. Прошла, ненавидела и не хотела превращать свои занятие в её подобие.

Прошелестев юбками, Фрида прошла к креслу у окна. На узком подоконнике стояли песочные часы – Фрида перевернула их и предупредила:

– У вас ровно полчаса. Приступайте.

Мальчики дружно заскрипели перьями – за остаток урока им предстояло написать своё мнение по изученному отрывку батальной поэмы. Фрида постаралась выбрать именно

её – во-первых, битв и героизма там в достатке, а мальчикам это должно нравиться; во-вторых, в ней было полно интересных глагольных форм. К тому же, тренировка письма на фейрийском ещё никому не вредила.

Фрида смотрела на класс: десять мальчиков за одноместными партами, все одинаковые до невозможности – и парты, и мальчики. Парты – дерево, Фрида чувствовала его даже сейчас: с юга, лес под Бэнтиромом. Мальчики – со всей империи, с одинаково постриженными «под горшок» волосами (цвет был, правда, разный – уже хоть что-то), в одинаковых беленьких рубашках, чёрных брюках, с шейными платками, тоже чёрными, и в синих приталенных пиджаках. Последние Фрида разрешала на своих уроках снимать – как дети вообще могли сидеть и учиться поздней весной в стольких слоях одежды, она не понимала. Впрочем, Фрида и сама себе напоминала луковицу: рубашка, нижняя плотная юбка, корсет (лёгкий, эластичный – Фрида ненавидела жёсткие и тугие), платье с длинными рукавами и глухим воротом под горло. Даже ей иногда хотелось использовать конспекты как веер.

В углу класса, у камина, сейчас закрытого решёткой, сидела в кресле Мэри и клевала носом над вышивкой. Ей было скучно, и Фрида искренне не завидовала камеристке. Язык фейри её нисколько не интересовал, вышивка тоже, но приходилось полдня сидеть вот так, зевать, смотреть в окно да делать пару стежков в час. И впрямь бедняга.

Фрида повернулась к окну – там было куда веселее, слуги готовили игрушечных лошадок, обязательный атрибут майских праздников. Окрашенная яркой жёлтой краской палка заканчивалась деревянной лошадиной головой с длинной, до земли гривой. Верхом на этих «конях» танцоры должны будут исполнить моррис, и тогда неделя Цветения будет объявлена начавшейся. После неё все дружно отправятся в храм.

А жаль, думала Фрида: именно из-за посещения храма сократили учебный день. Ученики рады, а Фрида, у которой в программе за две недели образовалась изрядная брешь, ломала голову, как же этих демонят подготовить к экзаменам. Упасть в грязь лицом не хотелось: директор, которому Фрида как кость в горле, мигом попытается от неё избавиться, а общество его, конечно, поддержит. Не дело юной леди преподавать, если только она не гувернантка. Впрочем, какая из гувернантки леди?

– Мистер Финник, прекратите, пожалуйста, подсказывать мистеру Следену, – не поворачиваясь (в отражении прекрасно видно весь класс) сказала Фрида.

Оба мальчика тут же втянули головы в плечи, а Фрида почувствовала, как дохнуло морозом, и обернулась. Взгляд упал на худенького подростка лет четырнадцати, в обносках школьной формы и с чёрными провалами вместо глаз. Он сидел на полу рядом с почти до синевы с бледным мистером Кайлом и поглаживал того по левой руке – нежно, просяще.

Вздохнув, Фрида поднялась, оправила юбки и прошла к столу Кайла. Осторожно заглянула в его записи, улыбнулась: «Всё хорошо, у вас прекрасно получается, пожалуйста, продолжайте». И, обогнув его стул, незаметно толкнула всё ещё сидящего на полу подростка. Тот совсем по-звериному зашипел в ответ, и тут же исчез. Фрида знала: скоро он снова появится, но теперь уже рядом с ней.

Том, местное привидение, был мстительным малым и особенно ненавидел учителей. Для мальчика, принявшего смерть от учительской розги (или чего-то посильнее), это, наверное, было нормальным. После смерти Том не отправился в лучший мир и не переродился – своим святым долгом он видел месть, желательно всей школе разом. Фрида сначала пыталась его успокоить, приносила гостинцы – человеческую еду, землю с кладбища, росу, – но Том продолжал шипеть и пакостить всем подряд. Из школы он, хвала богам, уйти не мог, а то в округу обязательно бы наведались люди Императора, а то и сам Серый. Где так чудят призраки, наверняка много людей с «даром», а их Серый забирал себе. Фрида не была бы здесь в безопасности.