Танец меча

Емец Дмитрий Александрович

Увидев обшарпанный, в боевых наклейках Иркин ноутбук, он моментально спросил: «За сколько брала?» Ирка просто из интереса назвала сумму, которой не хватило бы и на сумку от ноутбука, так он и тут ляпнул, что ее надули.

Напротив, на боковушках везли куда-то дряхлую старушку. Везла дочь - тоже уже старушка, по еще крепкая. Ирка смотрела на нее, и ей вспоминался ее прежний двор. Тот самый, Бабанин.

Молодая учительница математики и ее муж гуляли на улице с двумя детьми. С балкона третьего этажа высовывалась старуха. Она всегда в хорошую погоду

сидела на балконе, ловила лучи солнца и дышала: спускаться вниз было тяжело.

–  Катька, да что ты возле него крутишься? Мать знает?
– зычным голосом кричала старуха.

–  Баб Лена, да знает она, знает!
– смущалась учительница.

–  А-а! Ну смотри: я спрошу!… А ты, парень, иди в свой двор! Не толкись тут!
– недоверчиво говорила старуха учительскому мужу, и голова ее в желтой, как одуванчик, шапке скрывалась за перилами.

Через час во дворе появлялась мать учительницы, районный психолог, женщина страшная в своей правильности.

–  Олька!
– кричала с балкона старуха.
– Чего так поздно из института возвращаешься? Я-то знаю, когда у вас лекции заканчиваются!…

Старуха жила во дворе давно, очень давно. Когда она умерла, все вздохнули спокойно. Но уже через несколько дней ощутили, что двор опустел.

Ирка ехала как в полусне. Все ее мысли были о Багрове. Она застелила постель сыроватым бельем, влезла на верхнюю полку и стала смотреть в окно. В одном месте прямо у насыпи, не обращая внимания на поезд, спешил куда-то молодой, глупый лис. Ирка вспомнила одну из сказок Багрова, которую он рассказывал ей на ночь. Главный персонаж - некий «лесенок» через «е». Что случилось с ним, Ирка помнила очень приблизительно. Она потеряла нить истории, когда, обвешенный оружием, он шел кому-то мстить.

–  Девушка, вы ели?… Девушка! Ау!

Ирка не сразу поняла, что обращаются к ней. Мать «недокормыша» заставила столик провизией и всех угощала.

–  А? Что? Ела?… Да, только что! Круглая женщина очень удивилась.

–  Когда только успели! А что вы ели?

–  Яйца вкрутую. У меня было семь штук. И помидоры! И один огурец!
– ляпнула Ирка, не задумываясь.

–  Что, прямо на верхней полке съели семь яиц???

–  Ну да!
– кивнула Ирка, почти веря в существование яиц, огурцов и помидоров.

Круглая женщина отвернулась к «недокормышу» и, воспользовавшись открытым ртом, всунула в него картошку. Ирка запоздало осознала, что поесть бы она не отказалась и вообще голодная как волк, но поздно: соврано, матушка!

Ирка приехала в Белгород на другой день вечером и еще в окно вагона увидела встречавших ее Мефодия и Багрова. Друг друга они не замечали в упор, даже стояли спинами. Мефодий вертел в пальцах сорванный здесь же на клумбе цветок, а Багров - голубя. Ирка понадеялась, что живого. С некромага станется.

Соседство двух самых дорогих ей людей (для полного комплекта не хватало только Бабани) так потрясло ее, что, стащив с третьей полки чемодан с джинном, она уронила его на голову Антигону.

–  Маманя,

ты меня ушибла!
– с укором произнес кикимор.
– Еще хочу!

Ирка уже тащила чемодан к выходу из купе. И снова увидела свое лицо. И опять его не узнала. Лицо сияло, было радостным, оживленным. И щеки, и подбородок, и лоб - все осталось прежним, но одновременно другим.

Сунься к ней сейчас комиссионер, специализирующийся по части уныния, он пшикнул бы и прогорел, точно влетевший в огонь свечи мотылек. Но он бы, конечно, не сунулся. У этих гадиков исключительный нюх. Они всегда знают, на кого нападать и в какой момент.

Ирка выскочила на платформу, ловя себя на том, что на всякий случай пытается занизить градус радости, но все равно непроизвольно улыбаясь, будто кто-то растягивал ее щеки в разные стороны.

Первым ее увидел Меф. Он качнул в воздухе цветочком, одновременно локтем энергично толкнув Багрова. Тот недовольно повернулся.

–  Туда не смотри! Это приказ!
– сказал Меф, показывая на Ирку пальцем.

Приказ, разумеется, немедленно был нарушен. Багров рванулся к Ирке. Хотел обнять ее, но при Мефе это выглядело бы глупо. Поэтому он застыл от нее в двух шагах, производя руками нелепые движения. Ему что-то мешало. Ах да, голубь!

–  Когда из гвардии, иные со двора как-то там тра-ля-ля-ля приезжали, кричали женщины «ура» и в воздух чепчики бросали!
– вспомнив, крикнул Багров и высоко подбросил голубя.

Писателя Грибоедова он знал с детства и называл его просто «Грыб». За это маленький Грыб терпеть не мог крошку-Багрова и однажды, со словами «Excusez-moi! La tentation est plus que je peux gйrer!»,[1] насыпал ему песочек в глаза, после чего был уведен за руку сконфуженной гувернанткой.

Голубь захлопал крыльями и камнем упал между вагонами.

–  Ты осел! Он же скотчем закрученный!
– Меф спрыгнул на пути и из-под колес стоящего поезда извлек злополучного голубя.

Когда Буслаев вылез, коротенький и широкий проводник замахнулся на Мефа тряпкой, которой протирал поручни вагона.

–  Трогаемся сейчас! Хочешь, чтобы раздавило?

Не затевая ссоры, Меф смиренно принял скользящий удар тряпкой и по очереди расправил голубю крылья. Три маховых пера на каждом были замотаны скотчем. Они раскрутили ленту, и голубь, проковыляв шагов пять, без удивления улетел, присоединившись к стайке вокзальных голубей.

–  Глуп как курица! Такое пережить и - никакой реакции!
– возмутился Меф.

Он скомкал скотч и бросил его в урну. Заметив, что комок скотча летит мимо, Буслаев подправил взглядом вцементированное кольцо с урной. Любой нормальный маг, не обладавший его силами, конечно, предпочел бы проделать то же самое с бумажкой.

–  А зачем скотчем, папа Матвей? Чтобы было жестоко и кровожадно?
– с надеждой спросил Антигон.

–  Не-а, мы его ящиком поймали! Еще утром… ну и чтобы не улетел… не держать же целый день в руках! И без того он мне все ботинки закапал!… - неохотно пояснил Матвей.