Танец мельника
Шрифт:
Джереми не сидел рядом с ней ни за ужином, ни в театре. Он проклинал свое невезение, что снова ее встретил, но в то же время вновь почувствовал себя живым. Что касается ее брата — они до сих пор успешно избегали друг друга, даже на этом маленьком приеме.
Труппа «Трилистник», то ли связанная с Ирландией, то ли нет, представляла пьесу «Трагедия игрока, или Ложный друг». Они также собирались играть пьесу «Модистки» и фарс под названием «Деревенский адвокат». Сэр Джордж занял одну из двух лож.
Переполненному к началу спектакля театру исполнилось лишь четверть
Размер театра составлял примерно шестьдесят футов в длину и в два раза меньше в ширину, поэтому все места находились недалеко от сцены. Когда приезжала какая-нибудь знаменитость вроде миссис Сиддонс, из ямы даже убирали скамейки, и зрители стояли плечом к плечу во время всего представления.
Хотя десять стульев в их ложе стояли близко друг к другу, Джереми снова оказался далеко от Кьюби, между ними сидели Клоуэнс и Валентин. Ранее, при встрече в доме Уорлегганов, она вспыхнула, увидев его; они обменялись неловкими поклонами и несколько раз перед ужином вступали в разговор. Но ничего личного, с глазу на глаз. Они вообще едва взглянули друг на друга. Кьюби, казалось, была готова смотреть куда угодно, только не на Джереми. Она облизнула губы и, временами улыбаясь, небрежно вступила в разговор. Позже, по дороге, как с болью в сердце вспомнил Джереми, недовольные губы изогнулись в очаровательные полумесяцы с едва заметными ямочками, и ее лицо засветилось, как будто под действием электрического заряда.
Когда закончилась половина представления, перед фарсом устроили антракт, и большая часть зрителей вышла в вестибюль, чтобы подышать воздухом и купить лимонад, шербет, а также новомодный напиток — имбирное пиво. К сожалению, вестибюль был крошечным, и толпа настолько переполнила его, что стало практически невозможно двигаться. Пожилые гости остались в ложе, куда им принесли напитки.
Так они оказались рядом, почти прижатыми друг к другу, в то время как Валентин обхаживал Клоуэнс и Клеменс.
— Надеюсь, тебе понравилась пьеса, — сказал Джереми.
Она посмотрела на него, как на неуклюжего незнакомца, который топчется на ее платье.
— Не особо.
— Почему?
— Не очень-то интересно следить за действиями в стиле «Да кто так себя ведет?»
— Ты совсем не следишь за пьесой! Вряд ли ты вообще знаешь, о чем она.
— Прекрасно знаю. Разве она не о...
— О чем?
— Разве она не о юной леди, которая выказывала предпочтение одному молодому
— Такая пьеса еще не написана. И тебе стоит посетить такую постановку.
— Возможно, фарс мне больше понравится. Он больше похож на реальную жизнь. — Кьюби посмотрела на стакан лимонада, который Джереми ей предложил. — Спасибо, можешь выпить сам. Я не хочу пить.
— Ты ведь просила лимонад? Или твои чувства снова переменились? Но твой брат нас не слышит.
Она хотела было повернуться и уйти прочь, но толпа напирала.
— Не думала, что ты можешь так оскорблять без причины.
— Без причины? Считаешь, у меня нет на то причин?
Кьюби хотела уже ответить, но чей-то голос совсем рядом громко рявкнул:
— Может, нам откроют двери, Генри? Еще не стемнело.
Другой крикнул в ответ:
— Нельзя, слышь ты. Их не откроют, потому что за это не платят!
— Скажи тогда, почему мне не следует злиться? — настаивал Джереми.
— Потому что ты смотришь слишком однобоко.
— А как мне понять, когда ты даже не потрудилась объяснить?
— Я думала, что всё это тебя мало волнует и скоро забудется.
— Но не забылось.
— Да, теперь я это понимаю...
— Ты поняла только это?
— Ты же не думаешь, что я буду обсуждать это при всем честном народе?
— Почему бы и нет? Никто не слушает.
Кьюби глубоко вздохнула. Джереми снова протянул ей стакан.
— Расскажи мне свою точку зрения, — настаивал Джереми. — Хотелось бы ее понять. Просвети меня.
Она взяла у него стакан и отпила глоток, будто из чаши с ядом.
— Ты обвиняешь меня — оскорбительно — будто мои чувства изменились по приказу брата. Откуда тебе знать мои чувства? И кто говорит, что они изменились?
— Тогда что мне думать?
— Думай... верь в то, что я сказала тебе на прощанье в Каэрхейсе. Не думай обо мне плохо — вот и всё.
— Я думаю, ты прекрасна.
И оба поняли, что душевная рана снова открылась.
— Нет! — тихо, но очень сердито сказала Кьюби. — Нет, это не то! Так ты ничего не поймешь. Я не слабая, я сильная! Я не легкомысленное существо. Я... — Она откинула голову назад. — Я просто собираюсь выйти замуж ради денег.
— Так мне и сказали.
Она остановилась.
— Ты знаешь?
— Мне так сказали.
— Что ж, это правда. Кто тебе сказал?
— Какая разница, кто сказал, ведь это правда.
— Кто тебе сказал?
— Тот же человек, который сказал, что твоя семья близка к банкротству из-за этого дурацкого замка майора Тревэниона и надеется с твоей помощью восстановить состояние.
Кьюби повернулась к нему.
— И если это правда, то кто виноват? Вина лежит не только на моем брате! С шестнадцати лет, еще когда замок только замыслили, я тоже о нем мечтала. Стоило мне увидеть чертежи и эскизы, и я была очарована. Как и моя мать, Огастес, Клеменс и Шарлотта. Мы все несем ответственность! Стоимость оказалась гораздо выше наших ожиданий. Я рассказывала об оползнях. И было еще много неудач. Мы все виновны.