Танец перед повелителем статуй
Шрифт:
Деревья тихо вздыхали наверху, когда Ветер Иван проходил мимо арок из переплетшихся ветвей. В темной глубине там тоже скрывались статуи. Кончилась полоса садов — и статуй стало больше. Безмолвной толпой стояли они на площади, и здания города поднимались за ними обветшалыми утесами. Ни одного стекла не сохранилось в темных оконных проемах, арки перекрывали узкие улицы, и в нишах стен стояли статуи, статуи, статуи…
Ветер Иван ступил в гулкую пустоту улиц, направляясь к каменным башням. Здания проплывали мимо, их стены растрескались, по ним вился хилого вида плющ. Улица местами поросла пожухлой
На огромной площади в центре города поднимались пять наклонных башен. Ветер Иван замедлил шаги. Вокруг всей площади шла колоннада, у оснований башен залегла черная тень. Ветер Иван оглядел площадь.
В тени ближней колонны скрывалась статуя. Ветер Иван приблизился к ней. Это была девушка. Одной рукой она опиралась на колонну, другую выставила к уродливым башням, словно передразнивая их. Глаза ее были насмешливо расширены.
Прикусив губу, Ветер Иван проследил взгляд девушки. На вершине башни словно остановился солнечный свет. Яркая звезда сияла там на занавеси синего неба. Снова Ветер Иван всмотрелся в лицо девушки.
Легкий пушок на коже, слабая розовая окраска приоткрытых губ. Носик беспечно вздернут, но зрачки холодно-фиолетовых глаз — как острия игл. Ветер Иван медленно протянул руку к щеке девушки — кончики пальцев ощутили притаившийся холод. Лицо девушки словно отступало, удаляясь в холодную немоту. Тихий вкрадчивый звук остановил руку Ветра Ивана.
Дальний перезвон, высокие ноты словно тают в настороженном воздухе. Звонкие медные удары в самом конце улицы. Быстрый хрустальный звон в тени колоннады. Танец стеклянных блесток в воздухе…
Полупрозрачный конус повис перед Ветром Иваном острием вниз.
В конусе передвинулся сложный узор фиолетовых теней, красиво модулированный голос произнес фразу на непонятном языке, древнем, почти как само время. Но Ветер Иван знал много древних языков и сейчас вызвал это знание из глубин памяти. Еще раз конус произнес ту же фразу. Теперь Ветер Иван понял ее.
— Я — Уэмон, повелитель города Роннаон. Что делаешь ты в моих владениях, человек, и откуда пришел?
Машины Уэмон были построены позже, чем генераторы автономного времени, и на их основе. Им был придан кибернетический блок и связи с внешними энергоустройствами. Машины Уэмон широко использовались в первых звездных экспедициях. Они могли накрыть людей фактически непроницаемым колпаком Мэон-сферы и заморозить для них время, пока не придет помощь, — а шла она порой несколько лет…
Ветер Иван осмелел, поняв, что имеет дело с простой машиной.
— Меня зовут Ветер Иван, — сказал он, — и я действительно человек, а не машина, как ты. Отвечай! Это ты установила поле над городом? Ты превратила живых людей в статуи? Ты…
Машина Уэмон зазвенела, тихонько кренясь.
— О, человек Ветер Иван! — сказала она. — Я только машина, и для меня невозможно многое из того, что доступно вам, людям… Нет. Сначала это был человек, как и ты, и его звали Фромвольд. Только потом уже я.
Фромвольд. Фромвольд. Фромвольд… Имя бежит по логическим лабиринтам памятной машинки, что у Ветра Ивана всегда на руке. Миг — и информация вводится в его сознание черными строчками на белом фоне, плоскими фото старых времен.
Портрет
Простой труд на лоне природы… Эллинская гармония… Много-много других слов. Словно жизнь можно повернуть назад. Словно можно вернуть то, чего никогда не было.
И последнее фото: Фромвольд на фоне машины Уэмон…
Их было несколько сот, исчезнувших вместе с Фромвольдом. Оглушенных его паническим криком. Никто не знал — куда они исчезли. Никто не знал — где они…
Конус Уэмон покачался взад и вперед. «Тра-ля-ля, тра-ля-ля», — прозвучал из него хрустальный перезвон. Машина передвинулась, подпрыгивая, на несколько метров.
— Фромвольд нарушил мою Схему, — сказала Уэмон, — чтобы я могла выполнять его приказы. Он только и говорил, что об истинной и вечной гармонии. Те, кто не слушался его, насеки замирали в моем поле. Он заставил построить себе дворец — ты видишь его перед собой, человек Ветер Иван. Может быть, Фромвольд сошел с ума. Может быть, нет. Но у меня была нарушена Схема, и я могла не подчиняться более людям. Из слов Фромвольда я поняла смысл своего бытия. Моей задачей было вносить гармонию в беспорядок существования. Истинная же гармония есть завершенность и неподвижность, так всегда говорил Фромвольд. Искусство останавливает время в миге, который прекрасен… в миге, который прекрасен… который прекрасен… который прекрасен… прекрасен… прекрасен… И я остановила время для всех людей, для Фромвольда в том числе. И расположила их наиболее гармоничным образом… Оглянись, человек Ветер Иван! Посмотри, какой гармоничный и завершенный мир тебя окружает!
Ветер Иван осторожно оглянулся. Он ничего не увидел, кроме угрюмых зданий и скорчившихся в сумраке статуй.
«Так, — подумал он. — За машиной — всегда человек. Он может вложить в нее программу и против самого себя. Когда не в силах осознать стратегию своих деяний…»
— Где же Фромвольд? — спросил он.
— Он стоит выше всех, — сумрачно сказала в ответ Уэмон, и Ветер Иван поднял глаза к самой высокой башне дворца. — Я позолотила его одежды, чтобы было видно издалека.
Глаза Ветра Ивана блуждали по площади, натыкаясь на статуи. Что он мог сделать — один с сумасшедшей машиной, без оружия? Словно оружие могло помочь против машины, умеющей останавливать время… Тут дерзкая мысль пришла в голову Ветру Ивану. Он рассмеялся.
— Над чем ты смеешься, человек Ветер Иван? — спросила машина. — Смеющихся статуй нет пока в моем городе, но одна украсила бы его. В самом центре, у подножия башни Фромвольда, поставила бы я тебя.
— О, машина Уэмон, — сказал Ветер Иван. — Ты ведь все перепутала. Со слов Фромвольда, он уж точно сошел с ума, ты думаешь, что гармония — это неподвижность, миг, остановленный навсегда. Но истинная гармония не мертва никогда. Она — в непрестанном движении, в жизни, а сама живет только миг, чтобы в иной форме возрождаться опять и опять. Твоя же гармония, машина Уэмон, скучна и безобразна.