Танец Шивы

Романов Роман Владимирович

– Да кого они волнуют, эти стены?! Здесь на внешний вид никто не обращает внимания. Индийцы вообще не заморачиваются на этот счет. У них понятие комфорта в корне отличается от европейского.

– Это очень заметно, – фыркнул я. – Уж не поторопился ли я с решением остаться в этой стране навсегда?

– Уверен, пройдет немного времени, и тебе тоже станут до фонаря всякие бытовые мелочи. Потому что ты научишься видеть главное.

– А главное – это что? – полюбопытствовал я.

– Главное – это сама жизнь, – сказал Абармид. – Нужно каждое мгновение присутствовать в ее потоке, не выпадать из него ни на

секунду. А если будешь забивать голову ерундой, постоянно думать о том, как купить модный автомобиль или сделать евроремонт, то жизнь пройдет мимо. Ты так и умрешь, не ощутив ее дыхания. Так и не поймешь, в чем ее смысл.

– А ты-то сам понял, в чем ее смысл? – спросил я не без вызова: слишком уж легко шаман втоптал в грязь европейские представления о жизненных ценностях.

– Давным-давно понял, – спокойно сказал Абармид, не реагируя на мой задиристый тон. – Правда, для этого мне пришлось пройти ряд жестких испытаний. Но в конечном счете игра стоила свеч.

– Расскажешь? – попросил я, успокоенный его безмятежностью.

– Хорошо, – согласился тот. – Сейчас сядем где-нибудь в кафе, и я тебе за завтраком поведаю свою историю.

Глава четвертая

Кафе находилось прямо напротив дома «рубинового короля», в таком же непрезентабельном здании с недостроенным верхом. Мы просто перешли дорогу, которую медитативно подметал дворник в белоснежных шароварах и белой чалме. Видать, он потратил на уборку немало времени, потому что вороха мусора, лежавшего на улице ночью, были уложены в огромные полиэтиленовые мешки – они стояли как раз у открытых дверей кафе.

Внутри помещение выглядело гораздо уютнее, нежели снаружи. Мы сели за столик у стены, где висел портрет какого-то горделивого индийца с седыми усами и красным пятном во лбу. Абармид сказал, что это портрет человека, открывшего ресторан сто лет назад – дедушки нынешнего владельца.

Ашатаев подозвал молодого официанта и заказал горячие лепешки роти и чапати, к ним несколько соусов и сиропов, а также велел сварить густого черного чаю с сахаром. Пока на кухне готовили завтрак, Абармид вкратце рассказал мне историю своей жизни.

В девяностых годах прошлого века шаман был весьма преуспевающим бизнесменом. В то время Абармид считался одним из богатейших людей в Улан-Удэ – слова «У меня нет денег» были для него лишены всякого смысла. На пике предпринимательской деятельности он женился, нажил двоих детей, и долгое время в его семейной жизни царила та же идиллия, что и в бизнесе.

Ко всему прочему, Ашатаев слыл выдающимся спортсменом, одним из лучших борцов страны. От профессиональной спортивной карьеры он отказался, но регулярно принимал участие в любительских соревнованиях и всегда побеждал: силищи был необыкновенной. Казалось, судьба чрезвычайно благоволила к молодому человеку и с готовностью выполняла все его прихоти.

Однако это была лишь прелюдия к драматическим событиям в жизни Ашатаева – событиям, надолго ввергнувшим его отлаженное существование в пучину хаоса и беспросветного отчаяния.

Однажды вечером, будучи совершенно трезвым, Абармид случайно угодил под колеса «Камаза». Его так переломало, что врачи даже не надеялись на какой-то иной исход, кроме

летального: «Такие повреждения несовместимы с жизнью», – заявили медики жене Ашатаева.

Вопреки всем прогнозам он выжил, однако ноги были полностью парализованы: грузовик раздробил ему нижний отдел позвоночника.

В жизни Абармида наступила черная полоса – без движения, без работы, без друзей, без особых надежд на выздоровление. Надо отдать должное жене, она положила все силы на то, чтобы супругу вернули здоровье: обращалась к самым знаменитым докторам и настаивала на самых современных и дорогостоящих методах лечения.

Кое-чего врачи добились: после десятка операций собрали по кусочкам позвоночник, а спустя год интенсивной терапии Абармид стал слегка шевелить пальцами ног и даже сгибать их в коленях. Но о том, что он снова будет ходить, не могло быть и речи.

Все сбережения, накопленные за годы предпринимательства, разошлись на лечение, и семья осталась без средств к существованию. Тогда Ашатаев решил, что пришла пора собирать долги с друзей, которым он щедро занимал деньги в пору процветания. Составил список должников и начал засылать жену то к одному, то к другому с просьбой вернуть такую-то сумму.

Оказалось, к тому времени друзья напрочь забыли и о самом Абармиде, и о его былых благодеяниях – ни одна душа не пожелала отдать даже малую часть денег, хотя бы просто из сочувствия к его отчаянному положению. Бедную женщину отовсюду с позором гнали и чуть не плевали в лицо. Орали вслед, обвиняя в вымогательстве, и грозили физической расправой, если они с мужем еще раз осмелятся предъявить финансовые претензии.

В доме воцарились нищета и голод. Жена выбивалась из сил, зарабатывая копейки на еду, а некогда всесильный Абармид ничем не мог ей помочь.

Как-то раз супруга забрала детей и поехала в родную деревню навестить мать. Лежа в кровати, Ашатаев привычно делал гимнастику для верхней части тела и разрабатывал ноги: массировал, сгибал и разгибал в коленях, поочередно притягивал руками к груди, – как вдруг ему приспичило сходить по большой нужде. Казалось бы, никаких проблем, памперс всегда на нем, но тут случилось неожиданное. Абармид услышал голос, который четко и ясно сказал ему на ухо: «Быстро встал и пошел в уборную».

Отроду не веривший ни в духов, ни в привидения, Ашатаев так испугался, что от страха едва по привычке не сходил под себя, но голос крикнул ему, на этот раз в другое ухо: «Ты что, не понял?! Встал и пошел!»

От ужаса у бедняги вздыбились волосы, и, лишь бы только не слышать жуткие вопли бестелесного создания, он сидя развернулся на ягодицах и руками сбросил ноги вниз.

А потом, не отдавая себе отчета в том, что делает, Абармид поставил стопы на пол и, держась за спинку кровати, оторвал зад от постели. Ноги были абсолютно чужие – ватные, почти бесчувственные, от слабости исходящие противной мелкой дрожью, – но они держали на себе груз всего тела и не давали ему рухнуть вниз.

Держась за стенку, Ашатаев крошечными шажками начал передвигаться к туалету. Был уверен, что ноги не выдержат, откажут и он позорно свалится на пол. Однако произошло чудо: спустя, как ему показалось, целую вечность он добрался-таки до уборной и упал на стульчак, не веря, что проделал такой длинный путь самостоятельно, без чьей-либо поддержки.