Танец воров
Шрифт:
Кровать по-прежнему была окружена дюжиной стульев, только теперь на них никто не сидел. Круглосуточное бдение закончилось, сменившись тишиной неверия. Я отодвинул стул, направился к балкону, откуда открывался вид на тянущиеся к горизонту туманные холмы, и вдохнул полной грудью. «Ни одной горстки», – пообещал я отцу.
Остальные ждали, когда я выйду из комнаты с отцовским кольцом на пальце. Отныне оно принадлежало мне. Тяжесть его последних слов текла по венам, сильная и мощная, как кровь Белленджеров. Я окинул взглядом бескрайний ландшафт. Наши земли. Я знал каждый холм, каждый каньон, каждый обрыв и реку, – все, что
Покачав головой, я отошел от перил. Патри. Теперь все зависело лишь от меня. Я сдержу клятву. Наша семья будет крепко стоять против любой угрозы, как и всегда.
Вытащив нож из ножен, я вернулся к постели отца, срезал кольцо с его распухшего пальца и, надев на свой, вышел в коридор, полный ожидающих лиц.
Люди смотрели на мою руку, на следы крови моего отца на кольце. Все. Начало положено.
Раздался гул почтительных голосов.
– Пойдемте, – позвал я. – Пришло время напиться.
Гулкое эхо шагов разносилось по главному залу: десяток людей, а то и больше, направлялись к двери с единственной целью – напиться до беспамятства.
Мать, выглянув из западной прихожей, спросила, куда я собрался.
– В таверну. Пока новости не распространились повсюду.
Она стукнула меня по голове.
– Слухи пошли еще четыре дня назад, дуралей. Стервятники чуют смерть еще до ее прихода и начинают кружить над жертвой. Увидишь – к следующей неделе они будут обгладывать наши кости. И еще, сначала подай милостыню в храме, а уже потом напивайся. И от стражи не отходи: времена теперь неспокойные!
Мать бросила предупреждающий взгляд на моих братьев – те послушно кивнули. Глаза ее вновь обратились ко мне, строгие, огненные, ясные. Я знал, что эту стену невозмутимости она воздвигла тяжелым трудом. Даже после смерти своих детей – моих брата и сестры – она не проронила ни слезинки, направив отчаяние в другое русло – на приобретение новой чаши для храма. Взгляд матери переместился на кольцо на моем пальце, и она слегка покачала головой. Я знал, что она расстроилась, ведь двадцать пять лет это кольцо принадлежало ее мужу. Вместе они укрепили династию Белленджеров. У них было одиннадцать детей, девять из которых до сих пор были живы, и приемный сын – их обещание, что мир будет только крепнуть. Именно на них она и сосредоточилась, вместо того чтобы зацикливаться на утратах.
Мать поднесла мою руку к губам, поцеловала кольцо, а потом вытолкнула меня за дверь.
Пока мы спускались по ступеням, Титус буркнул себе под нос: «Не забудь про милостыню, дуралей!» Я толкнул его плечом, и остальные разразились смехом, когда Титус полетел вниз по ступенькам. Все мы были готовы к ночи неприятностей. К ночи забвения. Быстрое увядание человека – человека, который был так полон жизни, – послужило напоминанием: смерть заглядывала нам через плечо.
Пока мы шли к лошадям, ко мне подошел старший брат, Ганнер.
– Пакстон не станет медлить.
Я кивнул.
– Но и спешить ему некуда, – подчеркнул я.
– Он тебя боится.
– Боится, но недостаточно.
Мэйсон похлопал меня по спине.
– Черт с ним, с Пакстоном. Он все равно не явится до погребения, если вообще явится. А пока нам нужно напоить тебя до соплей, патри.
Я был готов. Я нуждался в забвении так же, как Мэйсон и остальные. Я хотел, чтобы все закончилось, хотел, чтобы мы двигались
Стервятники, кружащие в надежде захватить территорию, входили в число врагов, кого требовалось раздавить в первую очередь. Пакстон был среди них самым главным. Неважно, что он являлся моим двоюродным братом. Он все еще был незаконнорожденным отпрыском моего дяди, предавшего в далеком прошлом свою семью. Пакстон правил на небольшой территории Радж-Нивад на юге, но ему этого не хватало. Как и остальные члены его рода, он сгорал от зависти и жадности. Как бы то ни было, Пакстон являлся кровным родственником – он, без сомнений, прибудет отдать честь отцу, а заодно и оценить наши силы. Радж-Нивад находился в четырех днях пути. Пакстон еще ничего не знал, а если бы и знал, дорога до нас заняла бы столько же. У меня на подготовку оставалось время.
Страж крикнул в сторону башни – и нам разрешили проезд. Тяжелые металлические ворота со скрипом открылись.
Я чувствовал на себе взгляды, чувствовал, как они скользили по моей руке. Патри.
Хеллсмаус раскинулся в долине чуть ниже Дозора Тора, и лишь его часть была видна сквозь кроны тембрисовых деревьев. Однажды я заявил отцу, что хочу взобраться на вершину каждого из них. Мне было восемь, и на тот момент я не понимал, насколько высоко они простирались в небеса. Отец говорил, что вершины тембрисов – это царство богов, а не людей. Но меня и это не остановило. Впрочем, я не смог высоко залезть, уж точно не добрался до вершины. Человеку, скорее всего, не под силу такое. И все же, как бы высоко ни росли деревья, их корни доставали до самого ядра земли. Они – единственное, что укоренилось на этой планете крепче, чем Белленджеры.
Как только мы оказались у подножия холма, Ганнер крикнул и погнал лошадь вперед. Остальные последовали за ним. Мы мчались так быстро, что грохот копыт отдавался в наших костях. Нам нравилось громко объявлять о прибытии в город.
Колокол тихо зазвонил, словно соприкоснулись хрустальные бокалы, и звон эхом разнесся по каменным сводам храма. Как бы шумно мы ни входили в город, наша семья уважала святость храма – даже если на уме у нас были лишь карты и бочки с элем. Еще пять ударов колокола, и мы закончим. Ганнер, Прая и Титус встали на колени по одну сторону от меня, а Джалейн, Самюэль, Арам и Мэйсон – по другую. Мы заняли весь первый ряд. Стража – Дрейк, Тиаго и Чарус – стояли на коленях позади нас. Священник, заговорив на древнем языке, смешал пепел с телячьей кровью, а потом прикоснулся влажным пальцем к нашим лбам. Служители храма с торжественным видом положили наши подношения в ларец, посчитав их подходящими для богов. Более чем подходящими, я бы сказал: этого было достаточно, чтобы нанять еще одного лекаря для лазарета.
Колокол прозвонил трижды. Потом еще дважды.
И последний раз. Мы встали, приняв благословение священника, после чего торжественно вышли из темного зала. Статуи святых стояли на высоких колоннах и смотрели на нас сверху вниз, пока благословения служительницы плыли за нами, как призраки-хранители.
Титус спустился к подножию лестницы и только потом издал пронзительный свист – призыв направляться в таверну и пить за нового патри. Благопристойность перед лицом смерти только разжигала Титуса. А может, не только его.