Танго Один
Шрифт:
Можно сбежать, но куда бы он ни направился, рано или поздно колумбийцы все равно найдут его. Единственный способ утихомирить Родригеса — возместить ему потерю кокаина или выяснить, кто сдал сделку властям. Донован выругался. У него связаны руки. Он без денег, заперт в Британии и возглавляет список самых разыскиваемых преступников мира. Что может быть хуже?
Донован надел коричневую кожаную куртку, рассовал по разным карманам три заряженных мобильника. Прихватив «Ивнинг стандарт» и ключи от «рейнджровера», вышел из дома, включил сигнализацию и сел в машину. Он даже не проверил, есть ли в «рейнджровере» «жучки» и нет ли за ним
Донован подошел к телефону-автомату и набрал несколько цифр, сверяя их по карте. В справочной, куда он звонил, ему сказали номер «Интерконтиненталя». Второй звонок он сделал туда, попросив соединить с комнатой Родригеса. Администратор сообщил, что Родригес расплатился два дня назад. Донован повесил трубку. Это просто удача, что Родригес вернулся в Колумбию. По крайней мере есть время передохнуть.
Он набрал номер Испанца. Сработал автоответчик. Донован не назвал себя, просто попросил Роху перезвонить.
Потом позвонил ярди, которого Макфайден ввел в сделку с колумбийцами. Ответил мужчина:
— Да?
— ПМ?
— Кто спрашивает?
— Я друг Макфайдена.
— И что дальше?
— Мне сказали, что надо поговорить.
— Я слушаю.
— Лично.
— Нет.
— Макфайден думает, что мне следует объяснить, почему провалилась сделка.
— Что провалилось?
— ПМ, ты умеешь читать?
— Что, твою мать, ты имеешь в виду?
— Купи «Ивнинг стандарт». Первая полоса. Когда прочитаешь, перезвони мне по этому номеру. — Донован назвал номер одного из мобильных и повесил трубку.
Потом воспользовался другим телефоном, чтобы позвонить Ундервуду. Детектив не обрадовался, услышав Донована, но тот прервал его возражения и приказал перезвонить как можно быстрее.
Следующий звонок был Джеми Фуллертону. Ден договорился встретиться с ним в его галерее после полудня. Потом позвонил Луизе.
Донован сидел на лавке на Трафальгарской площади, перечитывая статью о захвате кокаина. Зазвонил один из его Мобильных. Донован нажал зеленую кнопку. Это был ПМ.
— Эй, парень, какого хрена происходит?
— Твой телефон чист?
— У меня телефон только два дня, потом сим-карты отправляются в мусорку.
— Ты не знаешь меня, ПМ, но слышал обо мне. Я ввел Макфайдена в дело, а он — тебя. Теперь хочет, чтобы я поговорил с тобой о том, что произошло.
— Где и когда?
— Вечером, скажем, в семь.
— Где?
— Выбирай. Не хочу, чтобы ты дергался.
— Забавляешься? — вскинулся ярди.
— Я совершенно серьезен. Позволяю тебе самому выбрать место.
ПМ назвал адрес дома в Харлсдэне и отключился.
Донован подождал, потом прогулялся по площади, наблюдая за туристами, которые фотографировались в обнимку со львами вокруг колонны Нельсона.
Луиза приехала в два часа, поднялась по ступенькам Национальной галереи и остановилась у входа. На ней были черные очки, длинное темно-голубое шерстяное пальто с поднятым воротником. Донован наблюдал за девушкой с площади, пока не убедился:
Увидев его, Луиза помахала рукой. Донован направился к ней, обнял и поцеловал в щеку.
— Спасибо, что пришла.
— Все так таинственно.
— Да, прости. Так надо. Пойдем.
— Сюда?
— Точно. Ты что, раньше не бывала в галерее?
— Никогда.
— Тебе понравится.
Донован подтолкнул ее вперед и направо, в восточное крыло.
— Господи, какой огромный зал, — прошептала Луиза.
Донован улыбнулся:
— Не обязательно говорить шепотом, здесь не похороны.
Луиза остановилась перед картиной с подсолнухами. Краски были такие яркие, что казалось, будто цветы живые. Полдюжины японских туристов толпились возле картины, слушая комментарии в наушниках и щелкая камерами. Луиза была на голову выше их, поэтому ничто не загораживало ей вид. Она сняла очки.
— Красиво! — восхищенно произнесла девушка. Она прочитала название, взглянула на Донована и с явным удивлением сказала: — Ван Гог.
— Точно.
— Он стоит миллион.
— Конечно. Причем не один.
Они стояли ближе чем в пяти футах от полотна, и их ничто не отделяло от картины. Ни решетки, ни защитного стекла.
— Мы можем сорвать ее и убежать, — произнесла Луиза.
— Можем, — согласился Донован. — Но здесь повсюду охрана, и каждый дюйм нашпигован камерами слежения.
Луиза повертела головой, однако никаких камер не увидела.
— Не волнуйся. Они есть, — заверил ее Донован.
— Тогда что общего у тебя с галереями? — спросила девушка.
Донован пожал плечами:
— Однажды забежал в одну, чтобы спрятаться от копов. Тогда мне было четырнадцать, следовало ходить в школу, а мне не хотелось. Прошелся по паре галерей просто посмотреть. Потом мне попалась классная экскурсоводша. Она рассказывала туристам об огромном полотне, но фигуры на нем были намного меньше реальных. Там были два всадника в шляпах с перьями, лицом друг к другу, и девушка, которая наблюдала за ними. — Донован улыбнулся: — Знаешь, я забыл, кто написал картину, но никогда не забуду, как та женщина рассказывала о ней. Словно видела что-то такое, чего я не видел. — Донован покачал головой: — Нет, не так. Мы все можем видеть картины, но у нее был иной способ видения. Она понимала, что художник пытался сказать, знала историю, которую он старался донести до потомков. Картина, конечно, о двух парнях, спорящих из-за девушки, но там было нечто большее. Политические события, историческая ситуация, вещи, которых не увидишь, пока кто-то не укажет тебе на них. Женщина рассказывала об одной картине почти полчаса. К концу экскурсии я сидел на полу с раскрытым от удивления ртом.
Мимо них прошла группа детей из начальной школы. Они шли парами под присмотром четырех взволнованных молодых учительниц.
— Продолжу. Иногда я присоединялся к школьникам моего возраста, ходил на открытые лекции для желающих. Порой сидел у картин в одиночестве, пытаясь прочитать их. — Он улыбнулся: — Я надоел тебе. Прости.
— Нет, не надоел, — возразила Луиза.
Донован снова улыбнулся:
— У меня открылись глаза. Знаю, звучит банально, но так оно и было. Понимаешь, картина не просто отражение события, как фотография. Снимок — это то, что ты видел или где был. А картина — интерпретация художника, и все, что он изобразил, он сделал для чего-то, по какой-то причине. И эта причина — тайна, которую надо разгадать.