Танго под палящим солнцем. Ее звали Лиза (сборник)
Шрифт:
Сквозь пролом в крыше были видны звезды. Раньше мы все любили звездные ночи, а теперь их терпеть не могут! В звездные ночи чаще бомбят!
Но самолеты улетели, прозвучал отбой тревоги. Я пошла было к лестнице, как вдруг Юлик сказал:
— Леночка, ты только посмотри, какие волшебные звезды! Они смотрят прямо нам в глаза, видишь?
Он пошел к пролому и повел меня за собой. Я перестала дышать…
Мы стояли и смотрели на белый звездный свет.
— Видишь? — шепнул Юлик. — Они плывут. Земля вертится!
И я увидела, как небесный рисунок и вправду чуть движется!
У меня закружилась голова, я покачнулась,
Мы опустились на пол и зажгли фонарь.
На полу лежал золотой перстень со странным серым камнем, как будто перечеркнутым крестом.
— Что это? — изумился Юлик.
А я ничего не сказала — я просто надела перстень.
И…
У меня никогда в жизни не было никаких колец. Носить украшения — это мещанство! Но этот перстень… мне показалось, он был мой всегда, всегда! Он должен был быть холодным, а казался теплым. И серый камень как будто светился.
— Как странно… — сказал Юлик, глядя на мою руку. — Я никогда не замечал, какие у тебя необыкновенно красивые пальцы. А ведь я столько раз видел, как ты играешь на рояле!.. — Он помолчал, потом шепнул: — Я никогда не забуду эту минуту. Никогда. И даже если меня убьют на фронте…
И тут со мной что-то случилось… Я бросилась к нему, обняла, прижалась, я что-то говорила… не помню что… нет, помню — я говорила о своей любви!
— Ты меня любишь? — спросил он изумленно. — Я даже мечтать об этом не мог! Я думал, твоя мама просто смеется надо мной! А ведь я тоже… я тоже!
Он успел поцеловать меня только раз — мама требовала, чтобы мы немедленно спускались. Она решила, что кто-то из нас ранен, поэтому мы застряли на чердаке.
— Ну вот, — сказал отец, который всегда все понимал. — А мама переживала, что у дочки первая любовь безнадежная… Но ты знай, Леночка, что наша фамилия — Наркевич — мне нравится куда больше, чем фамилия Юлика!
— Боже мой! — запричитала мама. — О чем ты?! Какие тут могут быть перемены фамилий? Какие свадьбы?! Они еще дети!
— Я буду его ждать, — сказала я. — И дождусь. Можно считать, что мы уже обручились!
Юлик сжал мою руку. Я знала, о чем он подумал.
О том, что нас обручил этот перстень!
Ее звали Лиза
Все, что было не со мной, — помню.
Р. Рождественский
Иногда главное — не оглядываться. Идешь себе — ну и иди. Показалось что-то — перекрестись, как советует народная мудрость. Кстати, она же и советует не оглядываться. Возьмите какую хотите сказку — непременно герой должен идти вперед, а назад смотреть — ни-ни. Или вспомним Орфея. Его ведь предупреждали: когда поведешь Эвридику из Аида, ни в коем случае не оборачивайся, однако он обернулся — и вот вам результат: лишился навеки Эвридики, а потом и сам погиб, растерзанный менадами. А ведь кто знает, как бы сложилась его судьба, если бы он не оглянулся тогда, уходя из Аида… Главное, предупреждали же! Нет, как об стенку горох…
Вот Алёну Дмитриеву никто не предупреждал. Поэтому ее некоторым образом можно извинить за то, что она обернулась. Обыкновенное женское любопытство — ну что с ним поделаешь! Опять же — померещилось знакомое лицо, а никак не могла вспомнить, кто это. Ну и обернулась, чтобы посмотреть на
Что и говорить, память у нашей героини была короткая, короче некуда, из-за чего она не единожды попадала в неловкое положение. С другой стороны, Алёна Дмитриева какая-никакая, а писательница. Не слишком, конечно, известная, но все же не совсем лыком шита. Кстати, из-за своей известности-неизвестности Алёна совсем недавно попала в прелюбопытнейшую историю, изрядно обогатившую как ее жизненный опыт, так и представления о собственной ценности. Ситуация, между нами говоря, сложилась трагикомическая, но наша героиня выбралась из нее не только со славой, но и с бонусом [27] .
27
Эту историю можно прочесть в романе Елены Арсеньевой «Академия обольщения», издательство «Эксмо».
Впрочем, что слава? Она же, прежде всего слава мирская, проходит, как… ну, как-то так она проходит. Помните, по-латыни: sit transit gloria mundi… И всю жизнь мечтала Алёна уточнить, что же там за sit такое особенное, какой смысл вкладывали в него премудрые латиняне. Ан нет, бросили фразочку, но не позаботились пояснить, каким же особенным sit’ом та самая gloria mundi берет да и transit… А впрочем, ключевое слово здесь именно transit — проходит, проходит слава, хоть тресни…
Размышляя об этом, Алёна пошла себе дальше, своим, как писали в русских былинах, путем-дороженькой, начисто забыв про двух девушек, которые садились в серый «Ниссан». А те сели-таки туда, и черноглазый, улыбчивый, донельзя любезный молодой человек захлопнул за ними дверцу и сел рядом с водителем.
— Что за тетка вам глазки строила? — спросил со смешком. — Знакомая или как?
Девушки переглянулись. Их озадачил и сам вопрос, в котором прозвучала еле уловимая скабрезность, даже сальность, — вот как-то умудрился молодой человек ему такой оттенок придать! — и удивительно то, что черноглазый, обаятельный и любезный красавчик мгновенно перестал быть обаятельным и любезным. И даже как бы красоты в нем поубавилось.
И тут черт потянул за язык одну из девушек… а может быть, черт тут был совершенно ни при чем, просто она инстинктивно почувствовала беду, которой почему-то не предчувствовала раньше, и попыталась ее отвести, хоть как-то себя обезопасив. В общем, она сказала:
— Да, знакомая. Писательница здешняя, очень известная — Алёна Дмитриева. Знаете такую?
— Нет, — покачал головой молодой человек и покаянно улыбнулся. У него была очаровательная улыбка, добрая и открытая, имеющая, впрочем, такое же отношение к доброте и открытости, как слезы крокодила — к жалости. Не более чем сокращение лицевых мускулов и демонстрация великолепных зубов (это мы об улыбке, понятное дело). — Пелевина знаю, а Дмитриеву какую-то… Нет.