Танго под палящим солнцем. Ее звали Лиза (сборник)

Арсеньева Елена

— Ничего себе! — перебила Лиза. — Вы что, добрые знакомые с ней, что ли? С фашисткой?

— Она не фашистка, а антисоветчица. И я антисоветчик. И он, — кивнул старик на Петруся, укоризненно взглянув на Лизу. — Но мы русские, а фрау Эмма — немка. Наполовину, но все же… Муж ее, говорю, немец чистокровный был. Они сюда переехали из Ленинградской области, скрывали, что Пауль Хольт раньше пастором лютеранским служил в маленьком городке на границе с Эстонией. Мы с ним в пересыльном лагере вместе мучились, он на моих глазах умирал, я его соборовал, исповедовал… Бог один, неважно, на каком языке отходную читают… А Эмму в тюрьме держали какое-то время, потом выпустили

все же, никто ее на работу не брал, житья ей никакого не было. Понятно, почему она гитлеровцев хлебом-солью встречала, понятно, почему на них работает и у них на особом доверии сейчас.

— А вы? — подозрительно спросила Лиза, переводя взгляд со старика на Петруся. — Вы их тоже хлебом-солью встречали?

— Говори, да не заговаривайся, — с отвращением пробормотал Петрусь, а старик ехидно ухмыльнулся:

— От избытка чувств глаголют уста? Понимаю… Хорошо бы мысли влагать в речения — хоть иногда.

Лиза хотела ответить ему как подобает, но не успела. Отец Игнатий продолжал:

— Так вот, мельдкарта выписана на Лизочку, но ее фрау Эмма не видела. У Лизочки в тот день зубы разболелись, флюс был страшнейший, она не пошла со мной к хозяйке «Розы», боялась, она ее на работу не возьмет. Вот так и получилось. Фрау Эмма Лизочку лишь издалека видела, на улице, сказала, что фигура у нее хорошая. Худые, мол, девушки пользуются симпатией многих господ немецких офицеров, хотя часто встречаются любители пышных форм.

— Кости только собакам по нраву, — пробормотал Петрусь, как пишут в театральных ремарках, «в сторону». Однако Лиза немедленно поняла, что фраза адресовалась ей, и послала полицаю взгляд, полный самых пылких чувств (отнюдь не симпатии!).

— Таким образом, — продолжал неумолимый отец Игнатий, — фрау Эмма вполне может принять тебя за Лизочку. И не будет никаких препятствий.

— А Эрих Краузе? — в отчаянии воскликнула Лиза. — Он-то Лизочку знает, видел ее не издалека! Ладно, сейчас он в отъезде, ну а вернется — и что будет?

— Краузе может появиться, если вообще вернется, дней через десять, не раньше. С Венцловом мы должны покончить раньше. После того как задача будет выполнена, мы поможем тебе скрыться, перейти на нелегальное положение. Да и рано думать об отступлении, пока не нанесен главный удар, — отмахнулся отец Игнатий. — Сейчас речь о другом. Дай-ка мне аусвайс Лизочки…

— Вон он пусть вам дает все, что нужно. — Лиза обиженно выпятила подбородок в сторону Петруся. — А то вдруг у меня в саквояже пистоль!

— Да нету там никакого пистоля, — с примирительной улыбкой проговорил красавчик, указывая на вещи, вываленные на стол. — Возьмите аусвайс, батюшка.

Отец Игнатий открыл документ и какое-то время поглядывал то на фотографию, то на Лизу, словно сличая их. Лиза даже забеспокоилась, не придет ли фанатичному старику мысль просто-напросто загримировать ее под его погибшую внучку. Но тут никаких шансов не было, конечно. Если фигуры у них и в самом деле были очень похожи — обе стройные, длинноногие, узкобедрые и пышногрудые, — то треугольное, нежное личико Лизочки никак не напоминало широковатое, с высокими скулами, с крепким, маленьким, круглым подбородком, большеглазое лицо Лизы. Кроме того, Лизочка свои длинные светло-русые волосы укладывала валиком надо лбом, а волосы Лизы были темнее и гораздо короче, едва достигали плеч, вились сами собой и не поддавались никакой прическе-укладке.

Лиза вдруг вспомнила любимую книжку детства — «Три толстяка» Юрия Олеши, роскошное издание с картинками. Она обожала эту книжку и знала ее почти наизусть. Хорошо было Суок —

она как две капли воды походила на куклу наследника Тутти. Вернее, кукла походила на нее. Поэтому замена куклы девочкой произошла самым естественным образом. Странно, почему-то Суок была единственной «разведчицей», которая вспомнилась сейчас Лизе. А впрочем, других она и не знала, вот разве что про Мату Хари слышала.

— М-да… — вздохнул печально отец Игнатий. — Жаль, не останется у меня ее фотографии, но делать нечего.

С этими словами он подошел к книжному шкафу, достал из него пузырек с чернилами — и щедро плеснул на аусвайс. Фиолетовые потеки закрыли лицо Лизочки…

Петрусь и Лиза ахнули в один голос.

— Тряпку принесите — с полу чернила подтереть, а то не отскребем потом, — будничным тоном скомандовал отец Игнатий. — Теперь с таким документом никуда, нужно новый оформлять. Завтра же пойду на поклон к фрау Эмме. У нее знакомства в городской управе, бургомистр на нее не надышится. Она поможет! А ты пока дома сиди, — обернулся он к Лизе. — Без аусвайса на улицу выходить — смерти подобно. А завтра отправимся к фрау Эмме вместе. Я за тобой зайду часов в девять, будь готова.

— Так вы разве не здесь живете? — удивилась Лиза. — Квартира ваша вроде.

— Мы с Петрусем живем там же, где ломбард, — пояснил старик. — Тут жила одна Лизочка. А теперь ты будешь жить. И не вздумай бежать! — глянул он предостерегающе, словно прочитав тайные мысли Лизы. — И сама погибнешь, и нас погубишь. Петрусь будет за домом присматривать.

«Не за домом, а за мной», — хотела ехидно уточнить Лиза, но не стала. Зачем говорить о том, что и так ясно?

Не слишком ли много они на себя берут? А, ладно. Так сказать, я от Регины ушла, от Фомичева ушла, от Баскакова ушла, а от тебя, дедуля, и подавно уйду!

Но на ночь глядя ничего не получится. Ночь придется провести здесь. Но уж утром…

Главное, не проспать и ускользнуть как можно раньше!

* * *

МЛИн было аббревиатурой с двойным дном. Сначала к человеку, которого она обозначала, Алёна относилась именно так, что иначе как матерных ассоциаций он у нее не вызывал. Отсюда и появилось сие словечко. Потом между Алёной и «МЛИном» установился невооруженный нейтралитет, а затем пришла душевная дружба. Вот именно — душевная, поскольку обе стороны ее старательно скрывали (наверное, из чистого суеверия, а может, из гордости). Они оба знали друг другу настоящую цену и друг друга весьма уважали, но внешне отношения продолжали оставаться неприязненными. Человеку, который слушал бы их разговор со стороны, могло показаться, будто Алёна и Муравьев Лев Иванович (МЛИн) терпеть друг друга не могут. Именно так подумала и Марина, когда слушала довольно наглую беседу своей приятельницы с начальником городского следственного управления. Мобильный телефон Алёны изрядно резонировал, так что все детали разговора становились, не побоимся такого определения, достоянием гласности.

— Лев Иванович? Добрый день. Алёна Дмитриева вас беспокоит.

— Здравствуйте, Елена Дмитриевна. — Муравьев называл ее только так, по ее настоящему имени, никогда не употребляя псевдонима. — Можете не представляться. Кстати, мой телефон всегда сообщает, что батарея на исходе, когда определяется ваш номер.

— Значит, нужно вовремя батарею подзаряжать, только и всего. Но вы не беспокойтесь, Лев Иванович, я ни вас, ни вашу батарею перенапрягать не стану. У меня один вопрос: нельзя ли по линии автоинспекции выяснить, кому может принадлежать серый «Ниссан», у которого в номере две двойки?