Танго смерти

Винничук Юрий Павлович

– Можно я ишо палежу? – спросил «покойник» и снова улегся в гроб, сложив руки на груди. Так его и застали санитары, приехавшие из сумасшедшего дома. Пан Кнофлик рассказал, что мы подобрали этого человека, когда он был без сознания, думали, что он мертвый, а он ожил и теперь без памяти. Врачи наклонились над гробом и закивали головами:

– Знаем его. Это дурачок Гилько. Сбежал от нас еще лет пять назад. Ну, вставай! – крикнули они ему.

Энкаведист снова встал и оторопело обвел глазами присутствующих:

– Ка-а-к меня завут?

– Да не прикидывайся, Гилько, а то сейчас вгоню тебе такой укол, что вспомнишь, как твоя бабка девкой была, – сказал один из санитаров,

и после этих слов они подняли его из гроба, подхватили под руки и, ловко облачив в смирительную рубашку, поволокли к машине без окон. Энкаведист продолжал орать что-то невнятное, но никто уже не обращал на него внимания.

– Ага, – подытожил пан Кнофлик. – Осталась наша пани Топольская без кавалера. Как при жизни под мужиком не была, так и после смерти на мужике не полежала.

23

В среду после лекции Данка подошла к Ярошу и сказала шепотом, что должна с ним поговорить, Ярош смутился и покраснел, но кивнул:

– Хорошо, встретимся через час у «Мазоха».

Что она собирается ему сказать? Он почувствовал волнение и нерешительность. Когда пришел в кафе, Данка уже ждала его, заняв столик на улице:

– Я заказала нам испанское вино. Может, что-нибудь еще?

– Нет, спасибо. Ваша мама произвела на меня положительное впечатление. Похоже, она ваш преданный друг.

– Это действительно так. Вы на нее тоже произвели положительное впечатление. Кажется, нам удалось без особых потерь выбраться из щекотливой ситуации. – Тут она посмотрела на Яроша исподлобья, а на ее губах заиграла хитрая многозначительная улыбка. Ярош сделал вид, что не заметил ее. Им принесли вино, и он поднял бокал:

– За Арканум?

– За Арканум, – сказала Данка и, пригубив вино, сразу же перешла к делу: – Между прочим, это и есть тема нашего раз говора. Вчера у меня была очень странная встреча. Секретарша из деканата сообщила, что меня просит зайти декан. Я пришла. Кроме декана, в кабинете сидел какой-то мужчина. Когда он поднялся мне навстречу, декан сказал, что оставит нас наедине, и вышел, а этот тип сообщил, что он из СБУ.

Ярош не удержался от удивленного возгласа:

– Ха! Он уже и до вас добрался?

– Вы знаете, о ком речь?

– Подполковник Кныш?

– Да.

– Что же он хотел от вас?

– Чтобы я держала его в курсе всех наших исследований, связанных с Арканумом, а еще того, как продвигается перевод…

– «КаэС»?

Данка рассмеялась:

– Он меня этим «КаэС» просто-таки достал! Маразматик какой-то, вам не показалось?

– В отличие от вас, я имел значительно больше возможностей изучать людей, и скажу вам, что все то, что мы принимаем за чистую монету, – игра, которой они вынуждены овладевать в совершенстве. А особенно Кныш, который по возрасту должен был еще в КГБ работать.

– Ужасно мерзкий тип. Такое впечатление, что, глядя на человека, он его раздевает.

– Ну, это нормально, когда мужчина раздевает взглядом красивую женщину.

– Вы тоже меня раздевали взглядом? – засмеялась Данка.

– Это было на Чертовой скале, – ответил Ярош улыбкой. – Я вас раздел и одел. Сейчас вы одеты, можете не стесняться.

– Ой, спасибо, а то я распереживалась. – Она вдруг наклонись к Ярошу и прошептала: – Я вам скажу, а вы улыбайтесь и не поднимайте глаз. Сыграем в интим. Вон там на улице прохаживается человек и делает вид, что разговаривает по мобилке, а на самом деле он ждет,

когда освободится какой-нибудь столик. Он меня пас от самого университета. – Потом она села прямо и продолжила: – А когда я заявила этому Кнышу, что не собираюсь ничего этого делать, он сказал, чтобы я сначала посоветовалась с папой. Я спросила, а при чем тут папа. А при том, сказал он, что из-за моего упрямства папа, возможно, больше никогда не попадет на государственную службу. Понимаете?

Ярош посмотрел на улицу, мужчина с мобилкой действительно ходил взад и вперед, но как только освободился один из столиков, он поспешил его занять.

– Я думаю, – сказал Ярош, – что мы смело можем этого типа игнорировать. Как и того, за столиком. Чего нам бояться?

– Кныш требовал, чтобы я дала расписку, что буду держать наш разговор в тайне. Я отказалась. А он сказал буквально следующее: «Ну, что ж… Для ваших арканумских увлечений совсем не обязательно еще и студенткой быть. Наоборот, университет у вас лишь отбирает драгоценное время». Я вышла, хлопнув дверью, а только позже поняла, что он имел в виду. Меня могут исключить?

– Не думаю, чтобы дошло до такого. У вас же не было никаких проблем с учебой?

– Нет. Ну, разве что с физкультурой… Там я просто отмазалась… точнее, папа отмазал.

– Может, поговорим о чем-нибудь более приятном? Вы уже выбрали себе тему дипломной?

– Конечно. Угадайте с трех раз.

– Творчество Люцилия на фоне эпохи?

– Ага. И вы – мой руководитель.

– Ну не Кныш же!

Оба рассмеялись, тип за столиком взглянул на них искоса и закурил.

– В воскресенье, – сказал Ярош, – я был слишком взволнован… или раздражен… Не совсем внимательно прочитал ваш перевод жизнеописания Люцилия, написанный Альцестием. Но вчера я наконец вчитался… Мне кажется, вы слишком серьезно отнеслись к тексту… Альцестий в действительности стебется… ерничает… он никогда не был Люцилию другом, всегда считал его своим конкурентом… Это такая же ситуация, какая была у нас с Шевченко и Кулишом. Кулиш написал поэму «Тарас в аду», где подтрунивал и над самим Шевченко, и над Костомаровым. У Шевченко в аду подвешен к шее бочонок с водкой, но напиться он не может, потому что не дотягивается. Нечто похожее видим и у Альцестия. Эти его истории о Люцилии… Это просто какая-то пародия на жизнь… Альцестий, якобы со слов Люцилия, повествует о разных случаях из его жизни, даже из детства. Но там отчетливо просматривается ирония. Если Люцилий ему что-то и рассказывал, то не в такой форме. Ну, вот вы представляете себе, чтобы сын рассказывал о своей матери как о любовнице короля?

– Что-то такое я и заподозрила, потому что там слишком много таких деталей, которые не произносят вслух…

– Я позволил себе отредактировать ваш перевод… то есть правки мои были не такими уж и существенными, но, по крайней мере, они отражают, возможно, именно то, что хотел выразить Альцестий. То есть я убрал всю патетику и пышность фраз.

– Ой, а можно посмотреть?

– К сожалению, нет… Я ведь не планировал этой встречи… думал, что в пятницу, когда у нас будут практические занятия…

– Но я не дождусь пятницы! Я знаю, что вы скажете: пришлю имэйлом. Нет, я хочу услышать отредактированный перевод из ваших уст. Я буду держать в руках свой перевод и сверять с вашей редакцией. И знаете, где это мы воплотим в жизнь? В вашем саду. Под той старинной грушей, которую вы хотели срубить. Мама говорила, что там еще полно груш. Надеюсь, наши головы не пострадают?

Она говорила это со смехом, и глазки ее светились и играли на солнце, Ярош залюбовался ею и, прежде чем что-то осознал, согласился.