Танго втроем
Шрифт:
«Дас дритте рейх…» Именно там, в событиях уже более полувековой давности, хранятся ответы на этот и многие другие вопросы. Именно там, в ночи, разрываемой в клочья огнями факельных шествий и всполохами вселенских пожаров, вершились дела, смысл которых по большому счету еще не разгадан. Именно оттуда, с тех времен и задымленных пожарищами просторов, протянулась в современность некая связь и преемственность. Сомкнув ряды, избавившись от «балласта», предателей и слабых духом, дело своих отцов и дедов продолжили их сыновья, внуки и правнуки.
Иерархия сохранилась, но в иных формах, без многих прежних символов и атрибутов. Как и все «дело» в целом, она была адаптирована к современным условиям. Власть, тайная и незримая, отнюдь не передавалась по
Дед Гюнтера Ланге по материнской линии, например, группен-фюрер СС, был третьим по старшинству и значимости человеком в организации «Аненербе» [10] . Он сменил фамилию и даже свой внешний облик весной 45-го, как и родной отец Конрада Велпа, курировавший по линии ордена ЭСТРР — «эйнзацштаб рейхсляйте-ра Розенберга», а несколько позже и секретное учреждение Геринга «ФА», «Форшунгсамт», а ближе к окончанию войны едва не единолично контролировавший эвакуацию ценностей и закладку тайников и хранилищ. Эти двое, как и многие другие из числа «посвященных», сумели выскользнуть из лап победителей, избежали тяжких и во многом несправедливых приговоров, их не коснулись и процессы денацификации. Пользуясь военной терминологией, старая гвардия отошла на заранее подготовленные позиции и даже сумела сохранить значительную часть накопленных «третьим рейхом» богатств.
10
«Аненербе»-в переводе с нем. (Ahnenerbe) — «Наследие предков». Полное наименование — «Немецкое общество по изучению древней германской истории и наследия предков». Учреждено в 1933 году, четыре года спустя общество было частично интегрировано в структуры СС, в январе 1942 года «Аненербе» организационно включено в состав личного штаба Гиммлера, после чего общество стало полноценным органом СС.
Во многом именно этим, хотя и не только, объясняется тайное могущество Велпа и его многочисленных друзей и соратников. Секретные счета во многих банках мира, масса «закрытых» архивных документов, часть из которых и по ею пору можно использовать для многих целей, в частности, в качестве убойной силы компромата, огромнейшие ценности, частично хранящиеся в «нераспечатанных» тайниках, широкие разветвленные связи в бюрократическом аппарате, среди политиков, финансистов и военных — вот истинная природа незримой власти влиятельнейших членов «Геррен-клуба».
Советник Велп, походивший какое-то время на собственное мраморное изваяние, вдруг ожил. Он подошел к письменному столу и положил свою тяжелую руку на внушительную стопку листов.
— Гюнтер, я ознакомился с распечаткой. Здесь содержится информация, заслуживающая нашего пристального внимания. Вы уверены в достоверности изложенных здесь сведений?
Ланге ответил после приличествующей случаю паузы:
— Настолько, насколько можно вообще быть уверенным в чем-то в этой стране.
Велп бросил на своего помощника пристальный взгляд. У этого шестидесятилетнего мужчины, отличающегося, несмотря на возраст, превосходным здоровьем и глубоким пытливым умом, были ярко-синие глаза, ничуть не выцветшие с прожитыми годами.
— По каким каналам пришла информация?
— Мы задействовали все наши возможности, и не только в Москве. Нам также удалось замкнуть на себя информаторов, обслуживавших ранее интересы генерала Тихомирова, в том числе и московские источники.
— Эти… источники, они знают, на кого работают?
— Нет, мы получаем сведения окольным путем, через посредника. Предпринимаются все меры, чтобы федеральные власти в Москве не смогли твердо установить конечный пункт потоков информации.
— Зато они могут догадаться, кто организовал утечку, — сказал Велп. — Что вам представляется самым важным из добытых нами сведений?
— Показания Сотника, которые у него
— Продолжайте.
— Как выясняется из показаний Сотника, в тот день у него была назначена встреча с Кондором. Последний, прошу отметить, сам попросил сотрудника органов о свидании. Во время беседы, Прерванной звонком Розановой, Кондор пытался прощупать, как Выразился Сотник, прозондировать почву. Поскольку никаких обвинений со стороны местных властей в адрес Бушмина не выдвинуто, равно как не выдан ордер на его арест, разговор о «добровольной» сдаче властям между ними не поднимался.
— Какой смысл тогда был в такого рода встрече?
— Обе стороны были заинтересованы в обмене информацией. Сотника, одного из ближних помощников Белицкого, интересовало все, что Кондор знал о структурах Казанцева — а тот работал у «янтарного барона» несколько месяцев и, безусловно, какой-то информацией компрометирующего плана располагал. Что касается Бушмина, то он как раз и пытался выяснить, нет ли у органов к нему претензий, может ли он спокойно, без опасения быть задержанным, перебраться на местожительство в материковую Россию.
— Я обратил внимание на один любопытный пассаж, — сказал Велп. — На вопрос Сотника: «Кто тебя преследует?» — Бушмин ответил дословно следующее: «Меня „прессуют“ сразу с двух сторон, с одной стороны Казанцев за то, что стал с вами контачить, с другой „военная мафия“ через местных гэбистов».
— Смею напомнить об одном из телефонных перехватов месячной давности, — подал реплику Ланге. — Прохоров тогда известил одного из чинов Разведупра флота, что он располагает компрмате-риалом на военное руководство, организовавшее хищение материальных ценностей со складов Одиннадцатой армии. Напомню также, что на основании этого перехвата и некоторых других данных мы тогда сделали благоприятный для нас вывод: трое экс-мор-пехов, просмотревших нашу пленку на квартире Демченко, решили, что подземные помещения, которые снимал оператор, являются не чем иным, как складскими помещениями местной группировки-войск. Похоже на то, что Бушмин до сих пор придерживается, к счастью для нас, этой точки зрения. Вот чем объясняется упоминание им в разговоре с Сотником некоей «военной мафии».
— Озвученная вами версия нас устраивает, — задумчиво сказал советник. — Однако это не означает, что мы должны полностью принять ее на веру.
— Теперь по Розановой. Мы знаем сейчас точно, что Сотник взял с собой Бушмина, они, правда, оказались в разных машинах…
— Зачем? Не прослеживаю логики в действиях сотрудника милиции.
Ланге, что редко с ним случается, пожал плечами:
— Порой, когда имеешь дело с русскими, трудно даже найти намек на логику и здравомыслие… Что касается дневников, то мы нашли лишь краткое упоминание о них в базе данных «экономического главка» УВД. Кто-то, очевидно Белицкий, заключил: «Заниматься перебором версий В. Розанова — нецелесообразно. Сдать в архив по принадлежности». Так что, я полагаю, скоро эти дневники окажутся у нас… Поступили также сведения от русских источников об активности американцев на границах нашего региона, особенно в соседней Литве. Но это нам и без данных русской разведки хорошо известно.
— Краткое резюме.
— Русские слабы, к тому же дезинформированы. У нас нет данных, свидетельствующих о том, что они планируют сколь-ни-будь серьезные акции. Обратите внимание, они отозвали даже Белицкого и еще ряд сотрудников, почти целиком свернули работу по Казанцеву и его окружению.
Ланге преданно смотрел на своего патрона. Ему почудилось, что Велп чем-то недоволен, но, возможно, это ошибочное мнение.
— Что еще у вас, Гюнтер?
— В приемной дожидается Бруно Вальден. Он просит вас принять его.