Танго втроем
Шрифт:
Замотанный, с кругами под глазами, милиционер отвечал вяло, держался скованно. Было заметно, что на него и так уже понавешали всех собак, и попало ему уже отовсюду, так что свой позор перед экраном он переживал довольно спокойно.
– Было ли это заказное убийство, и если да, то кто заказчик? – спрашивал ведущий.
– Нет, – отвечал милиционер, – это не похоже на заказное убийство. Те обычно стреляют, а тут стукнули по голове и выбросили на шоссе. Можно было бы предположить ограбление, потому что преступник забрал бумажник и папку с документами, но тогда преступник
На этом интервью с милицейским подполковником закончилось.
– И напоследок еще одна печальная новость. Вчера был убит наш коллега, тоже сотрудник Санкт-Петербургского телевидения Иван Ладуненко. Он был поздно вечером зарезан ножом в собственном подъезде. Мы выражаем соболезнование семье покойного. Ладуненко не был таким известным человеком, как Алексей Подрезов. Он просто водил телевизионный автобус с аппаратурой. Конечно, милиция опять будет говорить про ограбление и хулиганство, но не пора ли соответствующим органам всерьез задуматься над тем, что происходит?
Он еще что-то говорил, обхаивал милицию, но я не слушала. На экране в траурной рамке появилась фотография убитого Ивана Ладуненко. Я плюхнулась на диван, еле сдержав возглас удивления: передо мной было лицо вчерашнего рыжего мужика, который ругался с Аликом из-за гаража. Ничего себе! Зарезали в собственном подъезде. Хорошо, что в это время сестра с Дашкой позвонили в дверь и матушка пошла открывать, не заметив моего лица.
Я поскорее ушла в свою комнату, легла и погасила свет, чтобы никто не вломился.
Убит в подъезде! Ночью! А мы встретили его часов в десять. Он работал в гараже, потом пошел домой и, выражаясь книжным языком, встретил в подъезде свою смерть. Я вдруг вспомнила лицо Алика, когда он стоял против этого Ивана Ладуненко и смотрел на него, а сам был весь бледный, и пот тек градом, и руки тряслись. Но зарезать ножом? Не может быть! Чтобы этот толстый Алик с глазами больной собаки, которого все норовят обидеть, чтобы он?.. Это смешно.
Я вспомнила, как я уводила Алика прочь, а рыжий Ладуненко орал нам вслед:
– Я про тебя много чего знаю! И еще узнаю!
И что же он такое про Алика знает? И почему я про него ничего не знаю? И как же все-таки его фамилия? Нет, не вспомнить. Вот что я завтра сделаю, я позвоню Ирине и все про Алика выясню. Должны же они знать, кого приглашают в дом, ведь не с улицы же они его взяли!
С этот благой мыслью я заснула.
Утром выяснилось, что матушка по наущению Валентины Михайловны начала курс пятидневного лечебного голодания, и по этому случаю готовить отказывается. Сестра бушевала на кухне.
– Ну ладно, позавтракаем бутербродами, ужина и так никогда не бывает, но обедом-то хоть раз в день
– Нужно, – невозмутимо соглашалась матушка, – вот и корми.
Сестра опять пыталась втолковать ей, что как раз сейчас у нее в фирме проходят важные переговоры, что она не может приходить раньше, но все было без толку – мать отказывалась готовить и ходить по магазинам, потому что смотреть на еду в период голодания очень вредно для здоровья.
– Неужели всего только за одну ночь ты успела так измениться, – удивлялась я, – вчера была нормальным человеком, сидели, разговаривали.
– Да она давно уже ненормальная, – заорала сестра, – как связалась с Валентиной, так и сбрендила!
Матушка обиделась и ушла к себе.
– Как думаешь, эта зараза Валентина тоже голодает или только мать заставляет? – поинтересовалась я.
– Да ей-то все равно, она одна живет, семьи-то у нее нету. Маринка, у меня правда цейтнот, что делать? Со Славкой у нас напряженно, он и так недоволен, что я на работе задерживаюсь.
– А будешь еще из-за платья орать?
– Ну, не буду, но без спроса брать вещи, тоже знаешь ли… Это мое самое лучшее платье и, между прочим, жутко дорогое.
– Да у тебя и так целый шкаф шмоток, можешь поделиться с бедненькой младшей сестрицей.
– Ладно, бери брючный костюм, он на тебе хорошо сидит.
– А, тот костюмчик, зелененький?
– Только поносить, а сумку мою не смей трогать. И за это будешь два дня готовить, а в выходные я уж сама как-нибудь. Ой, времени-то сколько! – И сестрица умчалась.
Из матушкиной комнаты не доносилось ни звука, Дашка спокойно спала – первоклассников уже распустили на каникулы, а Лолита сидела у двери и смотрела на меня с немым укором.
«Мне все равно, кто из вас голодает, но собаке необходимо гулять три раза в день и есть тоже три раза», – проскулила она.
– Лолитка, собираемся быстро на прогулку, а завтрак спрашивай с бабушки.
Мы наскоро пробежались по всем Лолитиным любимым местам, потом я буквально силой уволокла ее с прогулки, бросила в коридоре, не сняв поводок, и побежала на работу, надев на всякий случай Анькин брючный костюм.
Я не поверила самой себе, но Максим опять позвонил. На этот раз он был помягче, разговаривал спокойно, сам спросил, не могу ли я с ним встретиться, мы пойдем, куда я захочу. Голос у него был усталый. Мне было страшно неудобно, но я действительно не могла сегодня вечером никуда пойти, ведь я обещала сестре, что два дня буду сидеть дома, готовить еду и вообще заниматься хозяйством.
– Максим, – нерешительно начала я.
– Что, опять не можешь? – он было повысил голос, но быстро взял себя в руки. – Но если не можешь вечером, то, может быть, встретимся днем? Куда ты ходишь на ланч, я тебя встречу.
Я хотела сказать, что вместо ланча мы пьем чаек в помещении закрытого фонда, а на большее зарплаты библиотечного работника не хватает, но промолчала. Прав был тот же Алексей Подрезов, когда говорил по телевизору, что народные избранники страшно далеки от народа!
– Так куда ты ходишь на ланч?