Танкер «Дербент» • Инженер
Шрифт:
– Какой я политработник! Ты это на смех, что ли?
– Значит, не о чем и говорить. Отлежусь. В сущности, мне незачем сходить на берег. Для легочных больных важнее всего чистый воздух. А этого добра в море хватит... Завари-ка чайку, Саша.
Басов долго возился с чайником, гремел крышкой. Лицо его залила краска, даже уши пылали.
– Мы успеем сходить в райком на стоянке, – промолвил он наконец, как будто говорил о деле решенном. – Если там не будут возражать против моей кандидатуры на
Они помолчали. Бредис отхлебнул, сморщил нос и улыбнулся виновато.
– Проклинаешь меня сейчас, сознайся? Но ты хороший товарищ. Мне все-таки очень хочется жить, Сашка.
– Еще бы!
– Только бы все шло хорошо здесь. Мне иногда кажется, что не так уж у нас благополучно. Командиры... Дело в том, что я на днях просматривал журнал: все эти капитанские телеграммы... они под диктовку писаны. Знаешь чью?
– Знаю.
– Ага! Я давно приглядываюсь, но ничего конкретного нет. Ведь ничего нет?
– Ничего.
– Гляди в оба, Сашка... Впрочем, когда тебе глядеть, у тебя своя забота – двигатели. Знаешь, останусь-ка я еще на рейс, а? Может быть, и лучше мне станет.
– Ну, поехал! Неужели ты думаешь, что мы с тобой незаменимы? Что пользы, если ты умрешь здесь, на борту?
– Хорошо. Я надеюсь на актив. Ты заметил, как проходили последние занятия? Молчаливых осталось совсем немного. Если бы не болезнь... Кто это ходит за дверью, Саша?
– Ребята. За тебя тревожатся. Ты бы заснул, Герман.
– Славный народ. Золотой народ, я тебе скажу... Хорошо, я буду спать и сойду на берег сегодня. Мне так хочется выздороветь... и вернуться!
На стоянке Бредис покинул судно. Он шел по пристани, высокий и нескладный, опустив худые покатые плечи. Ветер трепал его светлые волосы и завивал вокруг ног полы длинного пальто, словно издеваясь над его слабостью. За ним гурьбою шли моряки, толкая друг друга, чтобы поддержать его, и с борта танкера вахтенные махали фуражками, глядя ему вслед.
На судне его не забыли. О нем вспоминали в свободное время в кают-компании, в красном уголке, его жалели, о нем справлялись в порту. Но серьезные события, происшедшие вскоре на «Дербенте», отвлекли от него внимание людей. Позже, вспоминая истекшую навигацию и стараясь восстановить последовательную цепь событий, матросы говорили: «Это было еще в то время, когда Бредис был помполитом, – вот когда это было!»
Ветер
На рассвете перед уходом с рейда капитан неожиданно получил предписание идти в Красноводск. Телеграмму принес Володя. Стоя в дверях штурманской рубки, он вздрагивал и тер кулаком глаза.
– Вот не угодно ли? – сказал капитан
Порыв ветра подхватил листок, надул колоколом рубашку Володи, зашевелил полы капитанского тулупа. Быстро светало.
– Они там понятия не имеют о наших условиях, – брюзжал капитан. – У нас на палубе электромоторы и всякая всячина. Механик говорил, что достаточно искры, какая бывает в электромоторах, и произойдет взрыв. А кто будет отвечать, позвольте спросить?..
– Они просили подтвердить исполнение, – напомнил Володя. – Разрешите передать?
– Подожди, голубчик. Я говорю: кто будет отвечать? Разумеется, капитан! Они только составляют планы да пишут приказы, а капитан выполняй. Вот взять да и отказаться! Не можем, мол, менять род груза без специального осмотра судна. Пусть назначат комиссию, составят акт, а тогда хоть бензин грузите.
– Так, значит, передать, что мы отказываемся? – спросил Володя, повертываясь к двери. Его трясло от ледяного ветра, и ему хотелось двигаться. Он по опыту знал, как трудно прервать капитана, когда тот заговорит об ответственности и береговом начальстве. – Я уж передам, Евгений Степанович, не беспокойтесь!
– Постой, ну куда же ты? – всполохнулся капитан, суетливо оглядываясь и отыскивая депешу. – Так нельзя сразу... Ведь начнутся нарекания: срыв плана, то да се... Где Касацкий?
– Спит в каюте.
– Разбуди его... или нет, не надо, лучше позови механика, голубчик. Мы подумаем.
Солнце вынырнуло на поверхность моря, и над ним заалели нижние края кудрявых облаков. Порозовели белые надстройки судна, по воде заплясали огненные завитки, и свет электрического фонаря в рубке растаял, превратившись в крошечное белое пятно.
С севера, посылая впереди себя растрепанные клочья облаков, похожие на хлопья серого дыма, надвигалась тяжелая сизая туча. И оттуда же, с севера, точно отражая то, что происходило в небе, гнало море мелкие торопливые волны, вскипавшие светлой пеной. Из трубы «Дербента» вылетали серые кольца дыма, ветер подхватывал их, сминал и кидал на палубу.
– Норд идет, – сказал Евгений Степанович, запахивая тулуп, – настоящий норд, осенний. И барометр падает.
На мостике ветер хлестнул ему в лицо и, забравшись за воротник, пощекотал спину холодными пальцами. Внизу мягко и гулко захлопал шлюпочный брезент, раздуваемый ветром. Рулевой за окном оглянулся на шаги капитана, перехватывая штурвал.
«Теперь уж скоро конец навигации, – думал Евгений Степанович, спускаясь по трапу. – Сколько еще осталось? Ноябрь, декабрь... нет, половина декабря. Сколько дней в ноябре?»