Танки оживали вновь
Шрифт:
По улице шли молча. И, не сговариваясь, повернули на завод. В цеху нас спросили, как чувствует себя дядя Вася. Товарищи знали, что он не совсем здоров, сдает сердце и только по настоянию врача он пошел домой отдохнуть. Нам же дядя Вася об этом ничего не говорил. Мы корили себя за невнимательность, нечуткость, за то, что работали вместе с человеком и ничего про него не знали.
Взялись за работу, чтобы хоть делом загладить свою вину. В цех поступило два новых танка, и мы решили к утру заэкранировать их.
Старший сержант Ставницкий, наш очередной кашевар, принес завтрак
– Хорошо сработали.
Мы приготовились к завтраку, пригласили и дядю Васю. Он наотрез отказался, сославшись на то, что хорошо поел дома. Но мы-то знали, что это не так. Стали упрашивать его. Он присел. Попробовал ножом консервы. Сухари есть не стал, сказав: "Зубы не берут". Сержант Васечкин предложил размочить сухарь в чае, но дядя Вася отказался. Съел он чуть-чуть, можно сказать для виду, и поблагодарил.
– Кто еще не работал сегодня, тот и не должен много есть, - сказал он.
– А вы молодцы, раз ночью сделали то, что днем должны делать.
После завтрака вместе начали заправку сварочного аппарата, чтобы приступить к экранировке очередного танка, который пригнали в цех.
К обеду Ставницкий по нашему уговору принес в цех съестные припасы с тем расчетом, чтобы такая же доля была и у дяди Васи. За приглашение он поблагодарил и, отказавшись, пошел в столовую на свой "рабочий обед". Тогда мы решили пойти на хитрость и напроситься вечером к нему на чай. Он был очень рад, прямо расцвел.
– А знаете, - сказал он, - меня бабка тоже просила вас пригласить, обещала что-то приготовить вкусное.
На этот раз с собой мы взяли все наши продукты, которые оставались от суточного рациона. И когда их выложили на кухонном столе, Анастасия Ивановна ахнула и позвала мужа. Дядя Вася разгневался и велел ей все собрать и положить обратно в вещевой мешок.
Мы решительно воспротивились. В общем, сошлись па том, чтобы друг друга не обижать и собирать стол совместными усилиями.
– Ну, разве что совместно, - согласился дядя Вася.
И на стол были поставлены блюда, приготовленные из рабочего и военного пайков. Самым вкусным был пирог с вареньем. Как уж Анастасии Ивановне удалось приготовить, она не объяснила. Мы ели его да похваливали, хозяева в свою очередь превозносили наш солдатский харч. Особенно по душе пришелся им чай вприкуску с сахаром.
Вечер прошел весело, непринужденно. От ночевки мы отказались и в этот раз, но и в цех не пошли. Танков для экранировки больше не было, да и сутки без сна тоже давали о себе знать.
* * *
Через неделю курс нашей учебы на заводе закончился. Перед отъездом нас вызвал главный инженер. У него находился представитель Н. Н. Шестакова майор С. М. Адливанкин. Он сообщил, что батальону выделено два автогенных аппарата и электроды. А что касается танков и брони, то этот вопрос нужно решить в ремонтном отделе штаба бронетанковых войск. И ехать надо сейчас же.
Я поручил товарищам сборы, а сам с офицером поехал в штаб.
Вернулись на завод, где мы учились ремеслу, тепло попрощались с рабочими цеха и к исходу дня добрались в Агалатово, в свой батальон.
Командир батальона был уже в курсе дела. Он только уточнил, что танки будет получать 2-я рота, а мне утром следующего дня надо выехать за сварочной аппаратурой, а через сутки - в Ижору за броней.
Сварочную аппаратуру получили за несколько минут. Поехали в Ленинград на склад, показали накладные, расписались - и дело с концом. Сложнее было с броней. От Агалатово до Ижоры на автомашине с прицепом ехать приходилось почти целый день. К вечеру приезжали на завод усталые. И рабочие, находясь на заводе круглосуточно, в постоянной опасности быть обстрелянными противником, недоедая и недосыпая, были еще более усталыми. А подъемные крапы не работали. Поэтому при погрузке броневых листов приходилось приспосабливать ваги, ломики и надеяться только на свои силы. Погрузка, разумеется, проходила медленно и, главное, очень изматывала.
И так полторы недели, рейс за рейсом, без отдыха и нормального питания... Бывало, на заводе мы не заставали тех рабочих, с которыми работали вчера. Они были ранены или убиты. И все-таки, несмотря ни на что, каждый человек отдавал последние силы делу служения Родине. Рабочие жили на заводе и ночью поочередно несли вахту по его охране. Большинство из них - люди в преклонном возрасте. Молодежь ушла па фронт. Каждый из оставшихся мужественно выполнял свое дело, потому что разумом и сердцем понимал свой долг и защищал, как все мы, свое родное, рабоче-крестьянское Отечество.
Рабочие-ижорцы, встав в боевой строй, стойко переносили тяготы войны, храбро дрались с врагом, обороняя свой город.
* * *
... Спецовка, кепка, брюки, заправленные в сапоги. За спиной - винтовка. В карманах - патроны, на ремне - гранаты... Так в те дни выглядели ижорцы бойцы добровольческого батальона.
Назначенный командиром батальона лейтенант запаса Георгий Вениаминович Водопьянов озабоченно спрашивал то у одного, то у другого:
– Стрелять-то умеешь?
– Сумею, коли надо.
– А гранаты бросать? А в рукопашный пойти, если доведется?
– Подучусь...
– Иди в строй!
Но подучиваться было некогда. Враг уже занял Тосно, нацеливался на Колпино... Это же совсем рядом! Тревожной августовской ночью батальон подняли по боевой тревоге, и он занял рубеж обороны в полосе боевых действий 168-й стрелковой дивизии. Бойцов-ижорцев поддерживал огнем из тяжелых орудий морской артиллерийский полигон.
Цеха продолжали слать своих добровольцев. В батальон вступали целыми семьями. Отец и сын Александровы, отец и сын Крутошинские, отец и сын Карповы, братья Матвеевы, Даниловы, Наумовы, Сизовы, Рыбаковы, Фаломеевы, Жигель...