Танкист на «иномарке»
Шрифт:
Коротая время, парень заглянул в торговую точку. Пробыл Коля в магазине недолго, ничего не купил, вышел и направился к своему мотоциклу, возле которого уже стоял «газик» и парный военный патруль. После короткого разговора старший патрульного наряда приказал хозяину мотоцикла следовать за дежурной машиной. «Кортеж» направился в комендатуру. Радин прекрасно понимал, чем все это закончится – документов на мотоцикл у него с собой нет, а раз так, его задержат и придется им со Степановым возвращаться домой пешком. И Николай задумал сбежать.
На небольшом перекрестке он положил мотоцикл на бок и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, дал газу, помчавшись к железнодорожному переезду. Через считанные минуты за ним уже неслась патрульная машина, шофер которой был не новичок. Расстояние между «беглецом» и «службой» быстро сокращалось. На беду, переезд оказался перекрыт шлагбаумом, что очень обрадовало «преследователей», по мнению которых парень оказался
Поутру, собираясь в школу, Николай стал надевать другую рубашку. Отец поинтересовался у него: «Подарок мой не понравился? Почему?..» Коля не умел врать и подробно поведал о своей «одиссее» на 77-м разъезде. Мне пришлось мотоцикл «арестовать», и больше Радин им не пользовался. Достаточно экстремальных ситуаций было на фронте, чтобы умножать их еще и в мирное время.
Прошла неделя после этого случая, и в батальонной стенной газете появилась необычная техническая информация: «Изобретен мотоцикл с колесами, поворачивающимися в сторону на 90 градусов, что позволяет его водителю «лежа» проскакивать даже под забором, а не только под шлагбаумом». Текст сопровождался прекрасно выполненным рисунком этого «диковинного мотоцикла».
Уже больше месяца Николай отлучен от мотоцикла, но на мое решение не жаловался и ни разу не попросил позволения выкатить своего любимца. Где-то в конце октября или начале ноября сорок пятого года этому находчивому пареньку все же удалось промчаться с ветерком по гарнизону на служебном мотоцикле с коляской, принадлежащем заместителю командира батальона по технической части. Эта «мотоциклетная история» была больше похожа на анекдот.
После окончания рабочего дня группа офицеров собралась у подъезда своего жилого дома. Недалеко от них с двумя одногодками находился Коля Радин. Подъехал на мотоцикле гвардии капитан Александр Дубицкий – «технический бог батальона», как его иронически называли танкисты. Заглушив мотор, отошел выяснить какой-то вопрос с командиром второй роты гвардии старшим лейтенантом Дмитрием Нияким. Через несколько минут, когда он вернулся, спеша в парк на стоянку, мотоцикл не завелся.
Подошел Радин: «Товарищ капитан, если вы позволите мне проехать по городку два круга – я заведу мотоцикл». – «Иди гуляй с ребятами, обойдусь и без твоей помощи!» Коля отошел в сторону, но у Дубицкого по-прежнему ничего не получалось. Николай снова приблизился к зампотеху: «А я бы сразу завел!» Александр Львович в сердцах бросил Радину: «Шел бы ты лучше делать уроки!» «Пикировка» Дубицкого и Радина, необычная ситуация: зампотех не может справиться с несложной, в принципе, машиной – привлекла всеобщее внимание стоящих у дома офицеров. Они начали «подтрунивать» над Дубицким: «Да уступите вы мальчишке. Пусть продемонстрирует нам всем свою «техническую сметку».
Гвардии капитан молча бился над мотоциклом, но тот не подавал признаков жизни. Получив такую мощную моральную поддержку, Николай как-то буднично произнес: «Через секунду он у меня заработает!» Дубицкого эти слова, видимо, задели за живое. «Ну-ка, попробуй!»
На удивление всех присутствующих, и зампотеха в том числе, Радин действительно через мгновение завел мотор. Дружный смех офицеров был «наградой» югославу. А Дубицкого заставил даже чертыхнуться. «Товарищ капитан, можно два круга проехать?» – спросил Николай. «Езжай хоть три», – со злостью ответил Дубицкий. «Есть!» – и мотоцикл рванул с места.
Как и когда Радину удалось «испортить» мотоцикл зампотеха, «тайна за семью печатями». Никому он ее не раскрыл. Может, берег про запас. При случае еще раз попытать счастья: потешить душу и сердце быстрой ездой на служебном «трехколеснике».
Трагедия
Грянула она перед новым, 1946 годом. Весь январь месяц большой коллектив штатных и прибывших из округа врачей пытался взять ситуацию под контроль, но не везде и не всегда им это удавалось.
С вступлением частей и соединений 6-й гвардейской танковой армии на территорию Маньчжурии мы столкнулись с тем, что весь японский наземный транспорт работал не на бензине, а на этиловом спирте. Готовясь к предстоящим боям, нам следовало бы знать об этой особенности обеспечения японской армии! Наши автомашины к такому горючему не были приспособлены. Зато эта жидкость быстро нашла другое применение – ее стали разводить до желаемой крепости и наливать в кружки
Беда пришла и в наш батальон. С окончанием войны были упразднены ординарцы командиров рот. Оставалась такая должность пока только у командиров батальонов и других вышестоящих начальников. Поэтому мой ординарец гвардии старший сержант Григорий Жуматий готовил пищу для всех офицеров управления, которые собирались на ужин в моей квартире. Так было и 20 декабря. По непонятной причине отсутствовал во всем аккуратный гвардии старший лейтенант Сергей Смирнов, мой заместитель по хозяйственной части. Я попросил Григория Данильченко, который ближе всех находился к двери, сходить за Смирновым, комната которого располагалась этажом ниже. Через несколько минут в столовую вбежал бледный, как полотно, Данильченко и еле выдавил из себя два слова: «Сергей мертв!..» Это было только начало… Пик большой трагедии пришелся на последнюю декаду декабря старого и первую – январскую – нового года. Зима в Забайкалье уже вошла в свои полные права – морозы стояли под 30 градусов. В каменистом замерзшем грунте выкопать могилу было невозможно. А их каждый день требовались десятки. По приказу командира корпуса на кладбище, что в 300 метрах юго-западнее разъезда, саперы взрывным способом вырыли большой по диаметру и достаточно глубокий котлован для братской могилы. Туда вплотную устанавливали гробы и засыпали их землей. Когда первый «этаж» заполнил дно котлована, подобным образом стал формироваться второй, третий и, наконец, последний – четвертый. Многоэтажная братская могила приняла многих…
Тяжело, невыносимо тяжело было хоронить боевых друзей. Сердце, казалось, готово разорваться на части от жуткой картины ухода из жизни в мирные дни наших однополчан. Человек, выпивший метилового спирта, до последнего вздоха оставался в полном сознании, страстно молил врачей спасти его. Они и без просьбы пострадавшего принимали всевозможные меры. Вскрывали вены, чтобы пустить кровь, поили отравленного литрами раствора марганцовки, стараясь промыть желудок. Не помогало…
Все в батальоне, и особенно Коля-югослав, были потрясены вестью, что сия горькая судьба не миновала нашего товарища гвардии капитана Николая Богданова, который в это время исполнял обязанности коменданта гарнизона. Мы направили Богданова в Борзинский армейский госпиталь, где хирургом работала жена Дубицкого Елена Григорьевна. Знали, что она обязательно поможет положить Николая Николаевича на лечение. Александр Львович буквально силой усадил начштаба в машину и умчался с ним к супруге. Прошла неделя. К большой радости всех танкистов батальона, Богданов, вернувшийся живым и, как нам показалось, здоровым, приступил к исполнению своих прямых служебных обязанностей.
Где-то в конце января или начале февраля я работал с Богдановым в помещении нашего штаба. Подошел мой заместитель по политической части гвардии капитан Александр Туманов, с которым мы разрабатывали черновик плана проведения 23 февраля праздника Дня Советской Армии.
И вдруг ко мне обращается Николай Николаевич: «Дмитрий, ты слышишь, какая красивая звучит музыка?» Я и Туманов переглянулись. Молчим. «Вот это мелодия! Ее звуки становятся с каждой минутой все сильнее. Звучит оркестр! Слаженно!» Кругом была почти абсолютная тишина. Весь личный состав первого и второго танковых батальонов работали в парке. В казарме находился только внутренний наряд. «Да, да, Николай, играют отлично», – ответил я, чтобы как-то успокоить Богданова. Стало ясно, что отравление для начальника штаба не прошло бесследно. Я вышел из комнаты штаба и приказал второму дневальному срочно вызвать ко мне гвардии капитана Дубицкого. В казарму не вернулся, а стал прогуливаться недалеко от входа в нее. На душе кошки скребли. Сердцем чувствовал, что Николай тяжело болен. Зампотех не заставил себя долго ждать, подкатив на мотоцикле: «Саша, с Богдановым плохо. Голова у него не в полном порядке. Говорит, что у нас где-то играет хороший оркестр! Началась галлюцинация! Надо его спасать! Вези снова в Борзю». Каким-то образом Александру Львовичу удалось уговорить Николая Николаевича съездить к Елене Григорьевне, а последняя постаралась сразу же положить больного в госпиталь.