Танкисты Великой Отечественной (сборник)

Лоза Дмитрий Федорович

Чем дальше, тем больше Бузько распирала дурь. Больше всего он любил кутежи и женщин. Если мимо расположения батальона проходила девушка в форме, он надевал летную кожаную куртку и командовал: «Пэтро, скажи, шо ее пилковник вызываем». Девчонка с ходу приводила себя в порядок и ускоренным шагом входила в землянку. Он, вальяжно развалившись, приглашает: «Сидай, сидай, мылая, когда тэбе пилковник приглашае. Пэтро! Накрой стол!» Пэтро вмиг исполняет, Бузько угощает, сыплет комплименты. Девчонка смущается, не может отказаться от его угощения, и, пожалуй, не было случая, чтобы какая-либо из них устояла перед ним… Часто после попойки

Бузько просил: «Спырту!» Замы прятали спирт и старались не давать ему этого зелья. В одну из ночей он вызывает к себе помпохоза и приказывает: «Спырту!» Тот отвечает: «Спирту больше нет».

— Нэма?

— Да, товарищ майор.

— Грищенко до мэнэ!

Приходит его заместитель Грищенко и с лету: «Хватит дурить, комбат».

— Та шо, спирту нэма?

— Нэма, — отвечает его зам.

— Тоды — тревога битальону.

— Какая еще тревога? — не понял Грищенко.

— Боевая!

— Брось дурить, майор!

Бузько раскипятило:

— Я приказываю — тревога!

Заму ничего не остается делать, как исполнять хоть и дурной, но приказ.

— А какой номер?

— Первый!

Тревог было три номера. Первый — это угроза нападения: экипажи должны занять свои места в танках. Грищенко объявляет тревогу — в расположении батальона все закрутилось. Весь личный состав занял свои места в готовности к отражению атаки противника. Чтобы прикрыть дурь комбата, начштаба капитан Сякин достал план проведения тренировок и вместе с Грищенко начал давать «вводные о выдвижении противника», затем последовали «атака нашего переднего края и бой в глубине». Прошло около двух часов, встало солнце. Грищенко заходит в землянку комбата. Будит его:

— Товарищ майор, разрешите сделать отбой тревоге?

— Якый такой отбой? Хай тренируются.

— Ну это уже слишком. Я даю отбой!

— Ну лады, не хотыте учить, отбой. Объявим отбой…

А тут и подъем!

Грищенко вновь входит в землянку Бузько. Тот развалился на топчане.

— Товарищ майор, нужно разбор сделать.

— Якый ишо разбор?

— Такой, как положено. Мы подготовили вам недостатки и на что обратить внимание.

— Пистрой батальон, я знаю, что сказать, и без ваших писулек.

Батальон стоит в строю, Бузько подходит:

— Здорово, горлы. Шо я вам кажу. По тревоге пиднаматься нэвмеетэ. Шо це за тревога? Как Гришенко гукнул: «Трэвога!», Клава пидхватылась, як ошалелая. Вместо своих панталон натенула мои бруки и нэ пиймет, як комбат будэ бэз штанив дэйствовать пи тревоге.

Это была просто сальная шутка. Половину землянки занимал комбат, а вторую, отграниченную лишь занавеской, — медсанвзвод, где жили фельдшер Колесниченко и Клава — санинструктор батальона. Батальон покатывался от смеха, а Клава, пунцовая от стыда, не знала, куда деться.

— Так вот, хлопцы, трэнироваться трэба. Разойдысь.

Все с хохотом, шутками-прибаутками в адрес Клавы разошлись. Клава стремглав бросилась в свою землянку и залилась слезами. А Бузько как ни в чем не бывало направился к штабу и бахвалился своим замам: «Учитэся, пилководцы, у мэни. Я к людям пидход знаюго. Воны мэни любят».

В разговор вступил замполит:

— Вот что, комбат! Любят люди вас или нет, а перед Клавой я требую, чтобы вы извинились. Нельзя так обижать и ни за что позорить девушку.

— Подумаешь, шо я такого сказав?

— А извиниться придется. Я требую, — закончил Гончаров.

В

бригаде узнали про чудачества Бузько и вызвали его в штаб бригады по телефону. Ему передали, что его срочно требует комбриг бригады.

— Грищенко, поезжай ты.

— Так вас требуют! Чего я-то поеду?! Не поеду, раз меня не вызывают.

— Вечно вы куражитесь, вечно мне шпильки в колеса вставляете, даже не хотите поехать!

— Товарищ майор, раз вам приказывают, надо ехать.

— Ладно, хорошо. Давай фляжку спирта, закуску — угостить командование надо.

Надо сказать, без подарков он в штаб никогда не ездил. Собрали его, и он уехал. Приезжает часа через два.

— Грищенко, комбриг говорит, чтобы ты приехал… Поезжай.

Грищенко приезжает, докладывает командиру бригады:

— Товарищ полковник, по вашему приказанию прибыл.

Тот на него смотрит:

— Да вы что, издеваетесь?! Я же вызывал командира батальона, а не вас!

— Так командир батальона у вас уже был и сказал, что вы меня вызываете.

— Когда? Я его в глаза не видел! Срочно! Живого или мертвого ко мне!

Тот возвращается:

— Товарищ майор, в какое положение вы меня поставили? Вы не были у комбрига.

— Так ехал, ехал, отдохнул немножко…

После этого пришел приказ: снять Бузько с должности и отправить в управление кадров корпуса. Объявили приказ. Он говорит:

— Горлы! Нэвдалось мэне с вами геройски повоеваты. Ордена ви ужо не получитэ, а я то бы вас всех наградил! За мэне остается Грышенко. Смотрите, шоб порядок был як при мэни. А я пиду пилк прыньмать.

Бузько уехал, и офицеры с облегчением вздохнули. Как сложилась его дальнейшая судьба, никто не знал и не интересовался, слишком плохую память он оставил о себе. Зато стало известно, как он попал к нам. Во время боев за Киев капитан Бузько был командиром роты управления 53-го тяжелого танкового полка фронтового подчинения. Немцы нанесли сильный контрудар, во время отражения которого погиб весь командный состав полка. Однако командир полка успел отправить командира роты управления со знаменем полка, политотделом и частью тылов подальше от линии фронта. Когда пришло сообщение, что все командование полка погибло, Бузько взял командование остатками полка на себя. Одновременно он послал во фронтовое управление телеграмму, что такого-то числа вступил в командование полком, описал в ней, как он героически сохранил знамя, вел себя умело и грамотно. Командование согласилось с таким временным решением, и в его распоряжение стала поступать техника, солдаты и офицеры. Тут он уже распетушился: как же — командир полка! Вдруг приезжает вновь назначенный командир полка в звании подполковника, вручает ему предписание и говорит: «Товарищ Бузько, с сегодняшнего дня прошу передать полк». Он посмотрел и ответил: «Я этот полк не принимал и сдавать тебе не буду. По уставу положено, чтобы приехал представитель штаба фронта. Где он? Нет? Вот и поезжай, когда будет представитель фронта, тогда и передам полк тебе». — «Как не будешь?! Вот приказ, подписанный начальником штаба фронта!» — «Ничего не знаю, передавать не буду». Подполковнику ничего не оставалось, как вернуться в штаб фронта. Второй раз он приехал уже с заместителем начальника управления кадров. Бузько их встречает: «Вот это другое дело! А то приехал, писульку мне какую-то сунул — сдавай полк. Теперь, пожалуйста, принимай».